Но есть в этом деле и куда более интересные бумаги. Это те самые, на которых стоят резолюции Берия «арестовать», «взять в работу» и пр. Привыкнув уже к рекордному количеству фальшивок во всем, что связано с этим делом, я попыталась сравнить подписи Берия на этих документах между собой и с теми его подписями, подлинность которых не вызывает сомнения. Так вот: невооруженным глазом видно, что подпись Берия выглядит по-разному (особенно отличается заглавная буква «Б» — совершенно разное начертание!), и зачастую сильно отличается от его подлинной подписи на копиях приказов 1953 года. Что же получается, что Берия, подписав тысячи бумаг, не смог выработать себе устоявшегося автографа?
Но и это еще не все. Никакого графолога не нужно, чтобы увидеть, что некоторые документы, те, что от руки, вообще написаны разным почерком! Что же получается — и это тоже фальшивки? Если разным почерком — то ведь это фальшивки, правда? Теперь понятно, почему практически все документальные материалы о зверствах Берия и его команды относятся к грузинскому периоду их работы. По-видимому, там было легче все это сфабриковать, и именно в Грузии все они находились в самый разгар репрессий. Кроме того, общеизвестно, что с приходом Берия репрессии прекратились — ну, так не стройте иллюзий, все это игра, все — фальшь… Ну, а свидетельские показания в этом случае в расчет не идут, их всегда можно организовать, или, что еще проще, придумать. Тем более что очных ставок для бригады Руденко как уже было отмечено, «не существовало».
Теперь отчасти ясен и ответ на вопрос, заданный в предыдущей главе: почему вдруг Генеральный прокурор сам проводил допросы. В книге Сухомлинова приводится один из таких допросов. Следователь предъявляет «Берия» документы — те самые, с резолюциями. Спрашивает: это вы писали, ваша подпись, ваша резолюция? И тот признается: да, моя… Теперь ясно, для чего потребовался допрос Берия? Чтобы он своим признанием придал силу этим, с позволения сказать, «доказательствам», а то, что допрос проводил сам Генеральный прокурор, придало им вес, и чтобы ни у кого из тех, кто будет читать это дело, не возникло сомнения в их подлинности. Вон, даже Андрей Сухомлинов, уж на что прокурор опытный, и то: обычного следака бы из кабинета выкинул, а к генпрокурору относится с куда большим почтением. А ведь деяние-то одно и то же!
Кстати, один из вариантов этой подписи, не совпадающей с реальным автографом Берия — тот, где буква «Б» написана с отрывом пера от бумаги (у реального Берия, подписывавшего сотни документов, роспись, естественно, была без отрыва), где у нее прямая палочка и круглый «животик», мы видим и под приведенным в той же книге факсимиле «писем Берия», и на постановлении об аресте. Такое неожиданное подтверждение версии о том, что Берия этих писем не писал и постановления не подписывал. Пустячок, а приятно…
Какие еще доказательства? Начальник охраны Сар-кисов показал, что Берия в Москве лично допрашивал арестованных в Лефортовской тюрьме, и из его кабинета доносились шум и крики, как будто там били людей. Впрочем, Саркисов вообще фигура интересная, мы еще к нему вернемся — дальше он такого напоказывал!
И снова Кедров.
«Судом установлено, что в октябре 1941 года подсудимый Берия, заметая следы совершенных заговорщиками преступлений, отдал письменное распоряжение о расстреле без суда 25 арестованных по списку, составленному подсудимыми Меркуловым и Кобуловым. В этот список были включены лица, со стороны которых заговорщики могли опасаться разоблачения. Никто из них не был осужден…»
Из приговора.
К счастью, в той же книге приведена факсимильная копия этой самой записки и некоторых других. Записка подлинная — не копия, и даже номер на месте, где ему положено быть. В ней написано.
«Ст. лейтенанту госбезопасности тов. Семенихину Д. Э. С получением сего предлагается Вам выехать в гор. Куйбышев и привести в исполнение приговор — высшую меру наказания (расстрелять) в отношении следующих заключенных: (и дальше список)».
Но ведь здесь черным по белому написано: привести в исполнение приговор. Допустим, суда не было — учитывая дату составления этой записки, такое очень даже могло случиться. А датирован этот документ 18 октября 1941 года. Накануне немцы подошли к самым окраинам Москвы, большая часть правительства эвакуирована в Куйбышев, в столице паника. Но даже в этой ситуации просто так никто никого не расстреливал.
В сборнике документов «Начало» (Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне), где опубликован этот документ, стоит маленькая сноска: «17 октября 1941 г. было составлено заключение НКВД СССР о необходимости расстрела по указанию „директивных органов Союза ССР“ 25 заключенных. Оно подписано начальником следственной части по особо важным делам НКВД СССР Л. Влодзимирс-ким, утверждено заместителем наркома внутренних дел Б. Кобуловым и согласовано с Прокурором СССР В. Бочковым». И сразу вопросы.
Читать дальше