Радко Пытлик - Гашек

Из творчества Гашек сделал ремесло. Вскоре он стал самым популярным и читаемым юмористом своего времени, заполонив развлекательные рубрики ежедневных газет и еженедельников, юмористические журналы, семейные и военные календари, словно бы намереваясь количеством подменить недостаток качества. Для него важно одно: чтобы вещь была принята в печать, а ему выплатили задаток под будущий гонорар. Гашек не скрывает того почти святотатственного с точки зрения тогдашних литературных кругов обстоятельства, что пишет исключительно ради денег.

Он даже не стремится удержаться на стилистическом уровне своих путевых рассказов и очерков. Легко воспринимает навыки и схемы жанровой юморески, ее без конца повторяющиеся сюжеты и характеры — отвергнутых поклонников, чудаковатых родителей невесты, рассеянных ученых. Фон тоже отнюдь не отличается колоритностью. Все венчает гротескная анекдотическая развязка, которую читатель явно ожидает и которая достойна этого читателя, Гашек беззастенчиво повторяет фабулы, заимствованные из календарей для простонародья, старается угодить вкусу широкой публики. Он только добродушно улыбается, когда его называют одним из второстепенных авторов чешской юморески.

В его корреспонденции мы преимущественно находим юмористические характеристики. Например: «За одно юмористическое стихотворение Скружный [22] Скружный Йозеф (1871—1948) — чешский журналист и писатель, автор юмористических романов и рассказов, в 1895—1930 годах редактировал журнал «Гумористицке листы». гнал Гаека из кафе «Тумовка» вдоль всей Спаленой улицы. Однажды Гаек принес ему рассказ «Как пан Кутилек купил несгораемый шкаф»… с тех пор Скружный недомогает».

Даже в дружеской компании Гашек не стал авторитетом, хотя в нее входят лишь заурядные литераторы. Их взаимоотношения метко характеризует Иржи Маген [23] Маген Иржи (настоящее имя и фамилия — Антонин Ванчура) (1882—1939) — чешский драматург, прозаик, поэт, критик и публицист; автор эссе «Глава о предвоенном поколении» (1934). : «Тем не менее существовали люди, для которых Г.Р. Опоченский [24] Опоченский Густав Рогер (1891—1949) — второстепенный чешский поэт, друг Гашека. был гением, а Гашек каким-то Санчо Пансой. Мы знали: он носит по всем редакциям разную белиберду, издал вместе с Гаеком какие-то неудачные стихи и, несмотря на эту неудачу, кропает что-то новое, и черт знает что еще из этого получится. В результате в Гашека как-то не верили. А порой между ним и окружением обнаруживалась пропасть, через которую никто не решался перешагнуть».

Эта неодолимая пропасть возникла из-за характерного для него необыкновенно тесного слияния жизни и литературы. Если для других богемные привычки, манеры га-мена и насмешника были всего лишь красивой позой, данью поэтической моде, Гашек и тут был необычайно последователен. Для него все это стало самой жизнью, общественной позицией. Его кажущаяся безответственность по отношению к себе и окружающим на самом деле является выражением никем не подозреваемой творческой ответственности.

Избавленный от обязательств и необходимости с чем-либо считаться, он использует поэтические источники своего по-детски непосредственного видения: тягостные и жестокие наблюдения мгновенно переводятся в комическую плоскость. Нерасчетливо растрачивающий свой талант и в чем-то напоминая Рембо, он становится «божественным озорником» чешской литературы.

Можно было подумать, что литературное творчество служит для него проявлением бесцельной активности, игрой, поводом для забавы и внутреннего освобождения, так же как шутка или трактирная болтовня. Ему вообще неважно, где писать — хотя бы посреди трактирного веселья или в кругу товарищей. Новые рассказы он, едва просохнут чернила, посылает в редакции, чтобы задатком или гонораром заплатить за себя и своих приятелей.

Чтобы доказать, что он не придает значения литературному имени, Гашек подписывает юморески фамилиями друзей и различными псевдонимами. Иногда, это вымышленные имена, иногда подлинные: фамилии почтенных пражских коммерсантов, увиденные на вывеске или среди газетных объявлений.

Но раскованность поведения становится раскованностью творческой. Ею заново освещается серый облик повседневности, придается форма, казалось бы, непостижимой и неуловимой бесформенной материи. Гашек и раньше замечал, что современный человек лишен естественности, что ее нужно искать, настойчиво открывать среди обманчивых фетишей и иллюзий. Поэтому его и притягивали некоторые романтические уголки Европы, до сих пор не затронутые цивилизацией.