По одному только перечню всех этих адресов, смена которых большей частью была вызвана затруднениями с оплатой, можно судить, каково было детство Ярослава. Еще ребенком ему довелось познать ощущение неуверенности в завтрашнем дне, а постоянные переезды стали в чем-то предзнаменованием его бродяжьего будущего. Без тесных пражских двориков, наполненных криком немытых и оборванных детей, сплетнями и мелочными спорами соседей, без неприглядных, сырых, темных и холодных квартир, без детских воспоминаний о грубых нравах и безнадежной нищете безработных пролетариев, подмастерьев и ремесленников, о голодных и грязных нищих — без всего этого трудно понять, почему позднее Гашек так решительно старался освободиться от гнетущих жизненных тягот.
Именно в знакомстве с убогой жизнью и вечной нуждой пражской бедноты — истоки суровой горечи гашевского юмора. Отсюда, в частности, и мрачный фон его юморесок и рассказов о детях.
В духе позднейших анекдотов и легенд большинство биографов изображают маленького Ярослава озорником и непоседой. Как нам кажется, ближе к истине те, кто придерживается противоположной точки зрения и утверждает, что мальчик был тихим и запуганным. Будучи сыном преподавателя, он поначалу хорошо учился, хотя из-за неблагоприятных жилищных условий часто болел. «К шалостям остальных он обычно присоединялся самым последним, — вспоминает один из его соучеников, — скорее был страшно стыдлив, чем задирист». Другие рассказывают, что он боялся «смертушек», масок, вырезанных из тыквы, которыми его пугали товарищи. Итак, скорее можно говорить о повышенной впечатлительности юного Гашека, о его порой даже чрезмерной склонности к фантазерству, нежели о буйной и жизнедеятельной натуре. Тем резче бросается в глаза перелом, когда мальчик, взрослея, неожиданно преодолевает врожденную робость и с живой непосредственностью отдается неукротимой игре своего темперамента. Необузданность Гашека в самом деле иногда походит на свойственное подросткам стремление чем-нибудь отличиться, шокировать окружающих, поразить их неожиданными идеями, необыкновенными выходками.
Мальчиком Ярослав выполнял обязанности служки в костеле св. Штепана, однако это было обусловлено скорее жаждой легкого заработка, чем ханжеским католическим воспитанием. Знание церковной литургии и «Житий святых» Гашек впоследствии использовал при работе над антицерковными сюжетами и не в последнюю очередь в «Швейке», в пародийной проповеди фельдкурата Каца.
Как раз в годы, когда подросток требует особого внимания, ему не хватало твердой и решительной родительской руки. В его характере, чрезмерно впечатлительном и восприимчивом, появляется какая-то беззаботность и склонность к розыгрышам. При всей своей энергии мать не умеет совладать с этими свойствами его натуры. Он остается глух к ее бесконечным замечаниям и поучениям. Внутренняя раскованность, неожиданно обретенная мальчиком, повлияла, разумеется, и на его школьные успехи. Первый и второй классы гимназии на Житной улице он закончил с отличием, в третьем классе уже встречает большие затруднения (переэкзаменовка по математике), в четвертом даже остается на второй год. А с середины следующего учебного года (12 февраля 1898 года) бросает занятия и «с разрешения матери покидает данное учебное заведение».
Ярослав умеет подействовать на мать уговорами, лаской и пользуется ее снисходительностью. Он перестает систематически учиться, материал, который проходится на уроках, благодаря блестящей памяти усваивает еще в школе. Большую часть времени посвящает играм. В рассказах «Предательство Балушки», «Как Балушка научился врать», «Тайна исповеди» и др. Гашек мастерски запечатлел детские похождения на развалинах древних крепостных стен. Зимой, когда Влтава покрывалась льдом, воины с обоих берегов мерились силами в боевых схватках, получивших название «баталии». Если грозила порка за плохой табель или какое-нибудь другое прегрешение, оставался запасной рубеж — старый сад Фолиманка, прибежище всех преследуемых мальчишек из Карлова и Виноград. В уютных маленьких пещерах сада можно было, уповая на будущее милосердие, переждать время гнева и мщения.
Гашек с детства удивительно легко преодолевает деформирующее влияние казенной школы. Система воспитания в Австро-Венгрии ставила своей целью неустанно обтесывать детский темперамент, ограничивать его определенными рамками. Ребенок приобретал ряд полезных навыков и усваивал общепринятые нормы поведения, что облегчало ему жизнь, зато лишало непосредственности. Школа воспитывала в нем склонность руководствоваться набором нормативов, застывших представлений и предрассудков. Образование покупалось дорогой ценой — человек при этом терял естественность. В результате такого воспитания он рано становился взрослым, но утрачивал восприимчивость ко всему, что выходило за рамки привычного стереотипа. В подобных обстоятельствах нелегко сохранить ощущение свободы и внутренней раскрепощенности. Достигнуть этого можно лишь путем преодоления внешних влияний и отказа от общепринятых условностей, чему сопутствует отрицательное отношение к господствующим авторитетам. Только таким способом молодой человек отвоевывал пространство, необходимое для развития его собственной личности.
Читать дальше