Николай Штучкин - Грозное небо Москвы

В одной из маленьких комнаток рядом с кухней немцы устроили уборную, то есть, вернее, использовали в качестве уборной пол этой комнаты".

Но вернемся к полковому митингу.

Выступление Писанко было коротким.

- Победа наша близка, - сказал командир. - Выдыхаются немцы. А мы набираемся сил. И скоро мы их погоним, товарищи. И как погоним!

Слово предоставили Василию Акимцеву.

- Я скажу о нашей Москве... В составе группы политработников мне довелось быть на заводах, в цехах, мастерских, говорить с москвичами. Они работают в крайне тяжелых условиях. Не хватает электроэнергии, топлива, металлических заготовок, сырья. Не хватает рабочих рук. Но город живет, трудится, борется...

Комиссар эскадрильи на секунду умолк, окинул взглядом стоящих в строю людей, затем продолжал:

- Вы знаете, кто стоит у станков, верстаков, сидит на рабочих местах? Старики, женщины, дети. Те, кто не мог уйти на войну. Они работают под девизом "Все для фронта! Все для победы". Люди делают оружие - минометы, детали к пулеметам и пушкам, взрыватели к минам, гранаты. Они ремонтируют танки, пушки, снаряжают бутылки горючей жидкостью... И все это на предприятиях, которые еще вчера никакого отношения к производству военной продукции не имели. Более девяноста процентов всей московской продукции идет на фронт. Для нас, товарищи. И народ уверен: Москву отстоим!

Выступали летчики, техники, младшие авиационные специалисты. И все говорили: "Москву отстоим!.." Говорили, словно клялись.

Все это было недавно - второго, а может, третьего декабря. Дни перепутались - столько летаем. Но пятое декабря - исторический день. Его нельзя перепутать с другими, хотя начинался он так же, как обычные будни войны.

Зачехлив самолеты, мы разошлись по своим местам. Техники - в технический домик, летчики - в летный. Пока не получили боевую задачу, надо поспать. Мы всегда досыпаем здесь, на стоянке. Ночи нам не хватает. Намучившись за день, долго не можем уснуть. Стоит только забыться, и сразу - кошмарный сон. Один и тот же. Меня сбивают зенитки, и всегда на большой высоте. На пылающей машине пытаюсь врезаться в скопление техники, и никак не могу - самолет сгорает раньше, чем достигает земли. Я едва успеваю дернуть кольцо парашюта. И сразу кругом фашисты. Начинаю стрелять, но в пистолете задержка. Пытаюсь устранить ее, оружие рассыпается на отдельные части. Волосатые руки врагов тянутся к горлу. Просыпаюсь в холодном поту...

Сегодня ночью кричал Бочаров. Тихо, жутко, без слов. Я не выдержал, разбудил его. Он сел, опустил на пол босые ноги. Сидит, никак не придет в себя. А мне стало смешно. Спрашиваю:

- Наверное, в плен попал?

- Попал... А пистолет, как назло, дает осечку за осечкой.

- Нам снится один и тот же кошмар. Может, между нами Ганьку положим?

Бочаров улыбается шутке, но соглашается:

- Ладно.

Гане можно лишь позавидовать: не нервы у него - железные прутья. Спит при любых обстоятельствах. Поэтому бодрый всегда, веселый. Вот и сейчас берет патефон, заводит.

- "Деревенские ласточки"... Пусть пощебечут. Вы подремлете пока, а я послушаю.

И вот уже мерно дышит Бочаров, затихает Рубцов Сережа, поудобнее ложится Шевчук. Его рабочее место - на командном пункте эскадрильи, но поспать он приходит сюда. Там, говорит, уснуть невозможно. Как соберутся, так и пошел разговор: комиссар - о политике, командир - о тактике.

Тишина, только льется тихая музыка. И вдруг открывается дверь. На пороге посыльный.

- Шевчук и Рубцов к командиру!

Рабочий день начинается. Сонливость будто снимает рукой. Сережа и Толя быстро уходят. Мимо двери с шумом бегут механики, техники. Все ясно - пара сейчас пойдет на разведку.

В воздухе плотная дымка. Ее называют московской, промышленной. Дымка неотъемлемая часть неба столицы. Иногда она поднимается до трех-четырех тысяч метров. Снег" от нее становится черным вокруг Москвы. И только при сильном ветре небо столицы бывает чистым, прозрачным.

Сейчас дымка смешалась с дымом подмосковных пожаров. На высоте тысячи метров удушливый запах гари проникает в кабину, разъедает глаза. Но несмотря на это, разведчики идут на Истру. Они непрерывно меняют курс, сохраняя лишь общее направление, маневрируют по высотам, следят за пространством вокруг. Ничто не должно ускользнуть от зоркого глаза, ибо от Истры начинается разведка вражеских войск.

Здесь частенько шныряют Ме-109, прилетая, очевидно, с алферьевского или клинского аэродромов. Летают они, как правило, парами, стараясь перехватить наши бомбардировщики и штурмовики, идущие на запад, или на обратном пути. В бой не вступают, делают только одну атаку и сразу уходят. Бьют неожиданно, когда наши считают себя в безопасности над своей территорией. Так они подловили Стунжаса, Малолетко...