Нина Соболева - Год рождения тысяча девятьсот двадцать третий

(Ирина — предводительница партизанского отряда против Колчака).

Комиссар («Большевистский Спас») так говорит своей любимой:

В поэме много философских размышлений, нравоучений, о которых автор скромно предупреждает:

«Без отступлений не обойтись ни одному маломальски книгосоставителю». Отступления такого типа:

«Книга — источник знания».

«Пора нам на широкую профиль писать существенные строки».

«Природа Ты природа — на свет пустила тьму народа».

Частенько автор творчески использует опыт классической литературы. Например, о часовом в ночном дозоре сказано:

«Своей дремоты превозмочь не может он…».

Об Ирине:

И — «Я Вам пишу» .

И — «Тая уверенность свою

К неувядаемой надежде».

Партизаны обращаются к командиру:

«Привет тебе, привет».

А в эпилоге автор пишет:

«События давно минувших дней».

Но есть в поэме и совершенно оригинальные образы, метафоры. Например, погибший герой сравнивается с «запустевшим домом, который кинули жильцы», и по этому поводу такие строки:

Смысл последнего слова остался для меня тайной.

Очень драматично даны батальные сцены:

Автор не скрывает, что бои проходили с переменным успехом, и пишет:

Но общее мужественное звучание перекрывает все неудачи:

Но я, кажется, рискую переписать все шесть тетрадей «героической поэмы-романа». Какую страницу ни открой, так «событие вслед событий на поверхность и наплывает», и поэтому лучше кончу.

10 августа

Получила с почтой рукопись одного парня — новосибирца. Сейчас работает художником в Упр. Торговой рекламы, а в недавнем прошлом — житель Сузуна, баптист. О своем детстве в «доме за закрытыми ставнями» рассказывает искренне, просто, и это так страшно, что просто мороз по коже. Трудно поверить, что где-то совсем рядом, сегодня, могут сохраниться уголки такой дикости, и, главное, детей там калечат методично и планомерно. Мы все «в общих чертах» знаем об этом, о том, что общины зарегистрированы и, следовательно, существуют легально, и миримся с этим, не задумываясь о судьбе детей, вырастающих в подобной обстановке. И вот повесть о детстве Павла И., во многом наивная, а то и просто безграмотно написанная, взволновала меня, и я решила встретиться с ним и попытаться помочь ему сделать что-то из этой рукописи. Пришел он — высокий, круглолицый, с недавно отпущенными шелковистыми черными усиками и бачками, мял в руках серую фетровую шляпу, с модными, круто изогнутыми по бокам на манер «сомбреро» полями. И так чувствовалось во всем этом щегольстве, в кокетливой «бабочке» вместо галстука и широком стальном «перстне» на грубых мужицких руках самоутверждение человека, который «дорвался» наконец до полного раскрепощения и счастлив тем, что наконец-то может позволить себе все, что душе угодно. Ну, а то, что желания эти пока не выходят за рамки современного стандарта «шикарного» молодого человека и не отличаются хорошим вкусом, это легко понять, да и все это дело наживное. Убеждена, что его внутреннее развитие будет интенсивным и он за краткий срок сумеет наверстать то, что другие обретают долгими годами: так жадно он читает, так серьезно и настойчиво взялся за переработку своей рукописи и буквально впитывает каждое критическое замечание.

Не знаю, есть ли у него истинное дарование, но наблюдательность, точность деталей на некоторых страницах рукописи удивительные. Правда, очень вредит ему стремление писать «красиво», и сейчас первая забота — помочь ему освободиться от шелухи литературных штампов, банальности вымысла и поверить в то, что документальность — это самое ценное в его рукописи. И вообще, пусть это будут документальные записки о детстве, т. к. на художественное произведение он явно не тянет.