Среди москвичей прошел слух, что одной из монахинь Вознесенского монастыря, что в Кремле, было видение: будто бы при погребальном колокольном звоне распахнулись двери кремлевских соборов и оттуда вышли все почивавшие там святители. Были они печальны и несли образ Владимирской Богоматери — древнюю русскую святыню, заступницу Русской земли. Медленным шагом направились святители к Фроловским воротам. Но вдруг путь им заступили святые Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский, появившиеся со стороны Посада. Стали Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский спрашивать святителей, почему те решили покинуть Москву и оставить москвичей без своей защиты. Святители ответили, что Господь повелел им уйти из Москвы, ибо москвичи забыли страх Божий, погрязли в грехах, и в наказание им Москва будет разорена врагами. Святые Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский опечалились и воскликнули: «Будем молить Господа о прощении!» Стали они усердно молиться, и Господь смилостивился над москвичами, разрешил святителям не покидать Москвы.
И кремлевские стены выдержали осаду, крымский хан ушел восвояси.
Вокруг Кремля располагался Великий посад, далее шли слободы, однако и при Иване Федорове, и долгое время спустя москвичи называли «городом» только Кремль.
Главная площадь Великого посада, образовавшаяся по тем временам сравнительно недавно, еще не носила привычного нам названия Красной, а именовалась Пожаром. Когда-то пространство перед Кремлем было густо застроено, но в 1493 году в Москве случился один из сильнейших за всю ее историю пожар. Загорелось за Москвой-рекой, огонь через реку перекинулся в Кремль, выгорели многие кремлевские постройки, большая часть посада. Иван III, чтобы в дальнейшем хоть в какой-то степени обезопасить Кремль от огня, запретил восстанавливать выгоревшие постройки на расстоянии 109 сажен (сажень — 1,53 метра) от кремлевской стены. Так с восточной стороны Кремля образовалась обширная площадь, в память о своем происхождении и получившая название «Пожар».
Поскольку строиться на Пожаре было запрещено, там расположился главный московский торг, который стал центром всей городской и общественной жизни. Площадь начали называть еще и Великим Торгом. С раннего утра Великий Торг бывал полон народу. Пирожники и золотых дел мастера, сапожники и шапочники, портные и седельники торговали своим товаром каждый в своем ряду, а всего этих рядов было более сотни. Многие иностранцы, побывавшие на Московском торгу, удивлялись изобилию выставленных здесь товаров и восхищались удобством самого торга — любой товар легко было отыскать в специально отведенном для него ряду. Из подмосковных сел и деревень привозили зерно и овощи, молоко и мясо, с Волги везли мед, соленую рыбу и икру, с Севера — меха и ловчих соколов, с Востока — узорные ткани и расписную посуду, из Италии — украшения и бумагу для переписывания книг, из совсем дальних, неведомых москвичам стран — драгоценности и благовония, вина и заморские фрукты. Торговали в лавках и шалашах, с лотков и вразнос. Не случайно сложилась поговорка-благопожелание: «Что на Московском торгу — то бы и у тебя в дому».
На торгу самый разный народ встречался, обменивался новостями, ссорился и мирился; здесь же глашатаи-бирючи трубили в рога и выкликали то, что нужно было знать всем горожанам; пели и плясали скоморохи, водили медведя и показывали кукольные представления; совершались публичные наказания и проходили праздничные процессии.
Торговали на Московском торгу и книгами.
* * *
Ивашка шел через Торг, держась за отцовскую руку и боясь потеряться в шумной толпе.
Чего только здесь не было! Торговали хлебом и орехами, домашней птицей и овощами, разнообразной дичью и рыбой, клюквой, медом, уксусом, пряниками, сапогами, меховыми шубами, глиняными горшками, расписными деревянными ложками, заморскими шелковыми тканями, детскими игрушками, драгоценными украшениями — всего и не перечислить! Торговцы, переминаясь с ноги на ногу и охлопывая себя руками, чтобы не замерзнуть, на все лады выхваляли свой товар.
Отец Федор замедлил шаги и свернул в книжный ряд. Так бывало каждый раз, когда он оказывался на Торгу, и Ивашка знал, что отец застрянет возле книг надолго. Прилавки с книгами были укрыты от снега дощатыми навесами, книги в кожаных переплетах разложены на чистых холщовых полотенцах.
Отец Федор бережно перелистывал книги, прочитывал то из одной, то из другой по нескольку строк, восхищенно качал головой.
Читать дальше