Лео Бретхольц - Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе

— Почему ты так говоришь?

— Через тридцать лет… — сказал он саркастически. — Как можно думать, что будет через тридцать лет, когда неизвестно, что будет завтра?

— Потому что, — ответил я, — ничего невозможного больше нет. После этого прыжка из поезда. Ничего.

— Ничего, — передразнил он. — У нас даже документов нет. Мы вообще не знаем, куда нам идти, когда приедем в Париж.

— Улица Сен-Мор, — сказал я. — Номер 49.

Девятого ноября 1942 года мы приехали в Париж, через день после того, как войска стран антигитлеровской коалиции высадились в Северной Африке. Прошло ровно четыре года с той ночи, когда Беккер остановил на шоссе машину и мы смотрели на небо, охваченное пламенем от огней Хрустальной ночи. Сегодня немцы оккупировали уже всю Европу. В Париже на Восточный вокзал прибывали немецкие солдаты, получившие отпуск, другие отправлялись отсюда на фронт. Город медленно приобретал вид оккупационной зоны. Мы отворачивались, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Бросилось в глаза невообразимое: немецкие солдаты, крепко обнимающие французских девушек.

— Ради всего святого, не снимай перед ними шляпу, — язвительно сказал я.

Снять береты означало обнажить перед всеми наши бритые головы. У нас не было документов, не было волос на головах, не было еврейских звезд на куртках. Мы блуждали по улицам Парижа в поисках жилища тети Эрны, пока не нашли его в одиннадцатом arrondissement (районе). Было уже далеко за полдень.

Одиннадцатый район Парижа всегда населяло огромное число евреев, однако вследствие депортации еврейское население значительно сократилось. Мы увидели несколько человек с желтыми звездами на куртках. Нам доводилось видеть это уже и в Дранси, но Дранси был лагерь. А это был Париж, родина Виктора Гюго, Эмиля Золя, Луи Пастера, родина людей милосердных. Город света стал городом, где евреи были заклеймены для убиения.

Никто не ответил на наши звонки в тетину входную дверь, но открылась дверь на третьем этаже, и женский голос спросил:

— Вы кого ищете?

— Мадам Шерер, — ответил я. — Я ее племянник.

Женщину звали мадам Анжель. Приблизившись к нам, она внимательно вгляделась в наши лица.

— Ее сегодня нет дома, — сказала она. — Я не знаю, где она.

Потом добавила осторожно:

— Я не знала, что у нее есть племянник.

— Она сестра моей матери, — пояснил я. — Мой кузен Поль с ней?

Я знал, что его нет, но употребляя его имя, я надеялся завоевать ее доверие. Мадам Анжель стала менее напряженной. Она была седоволосая, полная и немного угрюмая. Она повернулась и исчезла в квартире. Когда она появилась снова, на ней были пальто и шарф.

— Подождите здесь, — сказала она. — Посмотрю, смогу ли я ее найти.

Полчаса спустя появилась тетя Эрна. «Моп Dieu, mon Dieu! — воскликнула она. — Боже мой, Боже мой!» Когда мы обнялись, она заплакала. Мадам Анжель и Манфред смотрели на нас. До этого я видел тетю только три раза, но наши объятия сразу же стерли любую отчужденность между нами. Она была тридцатипятилетняя симпатичная брюнетка. Ее муж, военнопленный, бежал, добрался до Парижа, в Париже был снова арестован и депортирован. Больше он никогда не вернулся. Мы с Манфредом пошли за ней в ее крошечную квартиру на четвертом этаже.

Мы не ложились допоздна, и она рассказала мне о Поле. Она его отослала, когда французская полиция начала массовые аресты. Сейчас он живет на ферме.

— Мне его очень не хватает, но я хочу, чтобы он выжил, — пожала она плечами.

Наша одежда кишела паразитами. Тетя Эрна забрала ее, положила в мешок и что-то туда побрызгала. Утром она постирала одежду, пропарила ее и дала каждому из нас новую рубашку. Это были рубашки мужа. Потом она показала нам дорогу к общественным баням, рядом с площадью Тампль.

— Отмоете грязь, — сказала она.

— А не опасно выйти наружу?

— Боюсь, что необходимо, — ответила тетя. — Баня не может прийти к вам.

В ее квартире, да и во всем доме, не было ванных комнат. Туалеты располагались в коридоре. Тетина квартира была маленькой, но она хотела, чтобы я остался у нее. Она была одинока. Наша семья была теперь рассеяна по всей Европе, и никто из нас не знал, кто еще жив, а кто нет.

— Мы хотим пробираться на юг, — пояснил я.

Я был сыт по горло от убежищ на чердаках, от укрытий в крохотных каморках, от поездок в товарных поездах, переполненных людьми, которые не могут протиснуться сквозь окно с металлическими прутьями.

Недели две мы оставались в квартире у тети Эрны. Мы читали в ежедневных газетах информацию о войне и ждали нужный момент. Гитлер заявил маршалу Петену, что Германия не может далее сохранять перемирие, что должны быть приняты новые меры, чтобы остановить агрессию со стороны антигитлеровской коалиции. Не прошло и нескольких дней, как премьер-министр Пьер Лаваль поклялся еще более плотно сотрудничать с Германией. Он сказал: Британия и Америка «разрывали Францию на части… Соглашение с Германией — основа гарантии мира в Европе». Немецкие войска маршировали теперь по всем областям Франции, исключая средиземноморское побережье.