Николай Леонов: Лихолетье

Кто-то вспомнил, что всего пять дней назад мне было присвоено звание генерал-лейтенанта, указ был подписан М. С. Горбачевым 17 августа 1991 г. Это звание я унесу с собой на добрую память о честно отданных Родине годах службы. Но ни одна деловая бумага уже не уйдет из управления с моей подписью под этим званием. Кончено!

22 августа утром вновь объявили общий сбор коллегии. Приехал очередной председатель Комитета госбезопасности В. В. Бакатин. Он извинился за то, что его никто не представляет и он это делает сам в надежде, что возражений не будет. Собравшиеся криво и мрачно ухмыльнулись. Мягким актерским тоном он сказал, что «пришел в КГБ, чтобы его ликвидировать». Дальше он стал успокаивать, что, дескать, никто не собирается развязывать демократический террор, сводить счеты. Пусть, мол, люди нормально трудятся и т. д. Все выслушали молча.

Вернувшись к себе в кабинет, я написал два документа: рапорт на имя Бакатина об отставке и объяснительную записку о своих личных действиях за три дня, в течение которых в стране была «путчевая» смута. Я подчеркнул в документах, что ни один из моих подчиненных не получал от меня никаких поручений в связи с происшедшими событиями, ничего не знал и не мог знать об их приближении. На этом закончился день 22 августа 1991 г. Следующие дни — субботу и воскресенье — я был на даче, мы с Шебаршиным засели за шахматы, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. Но игра не шла, разговор упрямо поворачивал на темы, связанные с путчем. Выяснилось, что он тоже намерен уйти в отставку. Договорились, что сделаем это почти синхронно.

В 9 часов утра в понедельник, 26 августа, я был у дверей кабинета председателя с рапортом об отставке. Бакатин на секунду выходил из кабинета, на мою просьбу принять рапорт грубо ответил: «Вы бы мне еще всунули бумагу в коридоре». Я сказал: «Вы знаете о моем решении, а рапорт получите через секретариат». Больше я Бакатина не видел, и слава Богу. Слышал о нем только отрицательные мнения от его ближайшего окружения, жаловавшегося на его грубость и партхамство, хамелеонство и невыносимое позерство. Но всего этого, спасибо судьбе, я не испытал, да и не стал бы испытывать при любом стечении обстоятельств.

Моя отставка была молниеносно принята. Уже на другой день я сдал дела столь же скоропостижно назначенному сменщику В. А. Рубанову, который когда-то работал помощником у Бакатина в бытность последнего министром внутренних дел. «Смена караула» была проведена с соблюдением всех приличий. Пришел заместитель начальника управления кадров, представил нового шефа управления, и даже мне было предоставлено слово. Я, как мог, тепло поблагодарил своих коллег, товарищей и друзей и наказывал им держать высоко профессиональную честь управления, как бы трудно ни складывались обстоятельства. Ответные слова не были произнесены, я прочитал их в глазах моих товарищей.

Прошло два года с того времени, как я закрыл за собой дверь служебного кабинета навсегда. Первые месяцы испытывал состояние шока, когда хотелось запечататься в квартире, вырубиться из окружающего мира. Я не читал газет, не смотрел телепередачи. Постепенно, медленно возвращалось ощущение жизни. Появились предложения поработать в новых структурах. Это дало возможность восстановить связи с людьми, пробудить интерес к судьбе своего окружения. Вскоре измятые крылья мысли расправились, и думы вновь вернулись к вечному предмету забот — о судьбе Отечества и народа.

Почему произошла историческая трагедия именно в моем государстве, быть гражданином которого я почитал за честь? Скучный ученый, каким и я мог бы стать, привел бы десятки политических, социально-экономических и иных причин, кои предопределили нашу горестную судьбу. Но есть одна общая причина, которая может вобрать в себя все иные, которая задушила нас. Этой причиной была ложь, она незаметно забила все поры нашего бытия, превратилась в раковую болезнь нашей крови, убила нашу душу. Ложь живет и в других обществах, у других народов, но там она дремлет, как туберкулезная палочка в здоровом организме. У нас, особенно после 1917 года, ложь нашла чрезвычайно питательную среду в виде доверчивого, малограмотного населения с крайне низким уровнем гражданского сознания. Ложь пожаром охватила нашу общественную жизнь, стала почти неотъемлемой частью национального сознания, напрочь поразила литературу, искусство, погубила журналистику. Она стала основной формой общения между лидерами и народом и остается таковой по сей день.