Нужно быть сильным, крепким, чтобы выйти на дорогу жизни.
По мере развития дела росла и моя дружба с хозяином. Наши отношения с ним вообще были патриархальны, жили мы по старинке. Я чувствовал себя не столько служащим и приказчиком, сколько членом семьи или воспитанником в доме воспитателя.
Как отец сыну, Шарапов дарил мне шубу, костюмы и делал другие подарки. Как отец сына, он распекал меня за молодые шалости и провинности.
Помню, как досталось мне однажды, когда я провел воскресный вечер с манухинскими приказчиками и явился домой в одиннадцатом часу вечера.
Это было неслыханное нарушение домашних правил. У Шарапова все мы ужинали в 9 часов и сейчас же отходили ко сну. Без разрешения хозяина никто не смел уходить со двора. Поэтому мое возвращение в одиннадцатом часу произвело неизгладимое впечатление.
Мне отворил дверь сам хозяин с фонарем в руках. Оказывается, он не ложился и был в большой тревоге.
— Ты где это пропадал до полуночи? Как тебе не стыдно тревожить меня, старика? Где твоя совесть?
Я в полном смущении пролепетал:
— Простите, Христа ради, Петр Николаевич… Это больше никогда не повторится.
Моей работой Шарапов был всегда доволен. Не раз он говорил мне:
— Работай, хлопочи — все твое будет. Я передам тебе лавку по духовной (детей у Шарапова не было). Вместо жалованья я мог брать денег, сколько нужно, на мелкие расходы. Помещение, стол и платье были хозяйские.
В 1876 году я попросил у хозяина позволения жениться.
Мне было тогда 24 года, и по молодости лет я еще не думал серьезно о браке, но наш переплетчик Гаврила Иванович Горячев, работавший для Шарапова, задумал меня сосватать и, как водится, обратился с этой мыслью прежде всего к моему хозяину.
— Петр Николаевич, Ванюшу вашего женить бы пора. Парень он молодой, как бы чего худого не вышло…
— А что ж, это ты, парень, дело говоришь…
— Да как же, в молодых годах мало ли что бывает: сегодня вожжа под хвост попадет, завтра попадет — что хорошего?
Хозяин мой очень хорошо знал, как велики были соблазны Нижегородской ярмарки, где разгул был почти обязателен для торгового человека, так как покупатели (в особенности сибиряки) требовали, чтобы каждая сделка была вспрыснута. И это соображение окончательно склонило его к мысли, что меня надо женить.
Со мной переплетчик Гаврила Иванович заговорил о моей женитьбе только после того, как договорился с хозяином.
— Что ж, Ваня, пора, брат, тебе и жениться… Будет болтаться холостяком.
— Да тебе какая забота?
— А я тебе невесту сосватаю… Очень подходящая девушка есть на примете…
— Ну сосватай…
Так полушутя, полусерьезно подошел я к решению этого важнейшего жизненного вопроса.
В виде особой ко мне милости хозяин мой согласился поехать на смотрины невесты вместе со мной. Но так как он боялся разговоров, то из скромности сделал это тайно.
— Ты иди вперед и подожди меня на Таганке, а я вслед за тобой на извозчике приеду.
На Таганке мы встретились и пошли пешком уже вместе… К нам присоединился и сват Горячев.
Отец невесты был кондитер для свадебных балов, человек пожилой и вдовый. Дочери его, Евдокии Ивановне, было только 16 лет.
Я не знал своей невесты, но года за два перед тем, на свадьбе Горячева, я видел ее подростком.
Нас приняли очень любезно и запросто, но так как нас не ждали, то никакого специального угощения приготовлено не было.
— Что ж, Иван Ларионович, принимай гостей, угощай нас хоть чаем…
Украдкой я все поглядывал на невесту.
Красивенькая, совсем юная, тихая девушка, она бесшумно скользила по комнате.
— Насколько весело, Евдокия Ивановна, проводите время? — обратился я к невесте.
— Какое же у нас веселье? Мы для чужого веселья работаем: для свадеб, балов. А наше удовольствие тогда, когда в церковь пойдешь или в театр с папашей съездим…
Разговор не клеился. Шарапов молчал, как сыч, безмолвствовал и хозяин дома. Было тягостно и неловко.
Но когда мы с Шараповым очутились уже на улице, язык у него наконец развязался.
— Что же, невеста ничего… Жена будет хорошая. Но папаша — как есть солдафон…
Через несколько дней мы еще раз увиделись с Евдокией Ивановной — в Нескучном саду и объяснились, а недели через две сыграли и свадьбу.
Перед свадьбой отец невесты вручил мне обещанное приданое — четыре тысячи рублей процентными бумагами. Но когда хозяин мой, Шарапов, рассмотрел эти бумаги, то воскликнул:
— Ах, солдафон! И тут триста рублей нажил! За эти бумаги четырех тысяч не дадут.
Читать дальше