Константин Симонов: Дни и ночи

"Неужели началось? - еще раз почти испуганно спросил себя Сабуров и сам себе решительно ответил:-Да, да, конечно, да".

И хотя он сидел, как в мышеловке, в блиндаже почти над самой Волгой и немцам оставалось здесь дойти до Волги восемьсот, а до его блиндажа шестьдесят метров, "о все равно он второй раз в жизни испытал, так же как когда-то в декабре под Москвой, ни с чем не сравнимое счастье наступления.

- Ну как? Слышали? - торжествующе спросил он вошедших Ванина и Масленникова.

Они сидели неподвижно, изредка перекидываясь отрывочными фразами, оглушенные невероятной радостью.

- А не может сорваться, как в сентябре? - спросил Ванин.

- Довольно, хватит! - сказал Сабуров.- Теперь, когда мы ради этого столько тут высидели, не может, не смеет сорваться.

- Ох, как бы я хотел сейчас быть там! - сказал Масленников.- Как бы я хотел быть там! - повторил он взволнованно.

- Где там? - спросил Сабуров.

- Ну там, где наступают.

- Можно подумать, что ты, Миша, сидишь сейчас где-нибудь в Ташкенте.

- Нет, я хочу быть именно там, где наступают.

- А мы здесь будем тоже наступать,- сказал Сабуров.

- Ну это еще когда...

- Сегодня.

- Сегодня? - переспросил Масленников.

Он ждал, что Сабуров будет продолжать, но Сабуров молчал. У него появился план, о котором не хотелось говорить раньше времени.

- Может, выпьем за наступление, а? - подождав, сказал Масленников.

- Петя! - крикнул Сабуров, но Петя не отзывался.- Петя! - крикнул он опять.

Петя стоял наверху, так же как за пять минут до этого стояли они, и слушал. Он слышал, как зовет его Сабуров, но впервые позволил себе пропустить это мимо ушей - так ему хотелось как следует расслышать звуки канонады. Сабурову пришлось самому выскочить в ход сообщения.

- Петя! - крикнул он еще раз.

Петя, словно только услышав, побежал к Сабурову.

- Что, слушал? - спросил его Сабуров.

- Слушал,- улыбнулся Петя.

- Пойди, выдай нам по этому случаю паек! - сказал Сабуров.

Петя, с полминуты побрякав кружками и флягами, внес в блиндаж тарелку с тремя кружками и с открытой банкой консервов, из которой веером торчали вилки.

- Налей и себе,- сказал Сабуров, изменяя своему обыкновению.

Петя приподнял плащ-палатку, вышел и тут же вернулся со своей кружкой, судя по быстроте возвращения, налитой заранее.

Чокнувшись, они молча выпили, потому что все было ясно и больше говорить было не о чем: пили за наступление.

Через полчаса позвонил Проценко и уже более спокойным голосом, но все еще взволнованно сообщил, что из штаба фронта получено официальное подтверждение, что наши войска в пять часов утра после мощной артиллерийской подготовки перешли в наступление северней Сталинграда.

- Отрезать их будут, отрезать!-радостно закричал Масленников, когда Сабуров, положив трубку, рассказал им содержание разговора с Проценко.

- Идите,- сказал Сабуров,- ты, Ванин, в первую роту, а ты в третью. Расскажите людям.

- А ты здесь остаешься? - спросил Ванин.

- Да. Я хочу с Ремизовым поговорить.

Сабуров очинил карандаш и, достав из папки штабных документов листок со схемой расположения участка батальона и впереди лежащих домов, задумался. Потом он сделал на схеме одну за другой несколько быстрых пометок. Да, они тоже сегодня должны наступать. Это было для него ясно. Он, конечно, представлял себе, что главные события разыграются теперь далеко от них на севере и, может быть, на юге, а их удел - пока что сидеть здесь. Но тем не менее сегодня, когда началось то великое, чего они все с таким трепетом ждали, у него появилась торопливая жажда деятельности. То, что накопилось в душе и у него и у других, должно было найти свой выход. Он позвонил Ремизову:

- Товарищ полковник?

- Да.

- Разрешите прибыть к вам. У меня есть план одной небольшой операции.

- Операции? - сказал Ремизов, и даже по телефону было заметно, как он улыбнулся.- Лавры наступающих армий не дают покоя?

- Не дают.

- Ну что ж. Это хорошо,- сказал Ремизов.- Только не ходите ко мне, я сам приду.

Ремизов пришел через полчаса, разделся и, сев рядом с Сабуровым, стал пить принесенный ему Петей горячий чай.

- В некоторой степени подобное чувство я испытал после долгого стояния в Галиции в дни летнего наступления тысяча девятьсот шестнадцатого года. Прекрасное было чувство, особенно в первые дни. Но сейчас больше.

- Что больше? - спросил Сабуров.

- Все больше: и чувство и наступление, очевидно.

- А вы думаете, это очень большое наступление?

- Убежден. Ну что у вас за план? - Ремизов отставил в сторону кружку.