Константин Симонов - Дни и ночи

- Ничего учили. Вид был хороший: форма, галифе. Между прочим, хотя тогда и не принято было, но даже танцам и хорошим манерам учили.

- Ну и как, научили? - усмехнулся начальник штаба.

- А что, разве не заметно?

- Как когда.

Сабуров выпил кружку горячего чая, и ему опять захотелось спать. После второй он как будто немного разгулялся. Варенье было вкусное, какое он любил с детства,- без косточек. Проценко приказал подать по третьей кружке. Тут Сабуров почувствовал, что пора идти, и, сделав несколько глотков, поднялся.

- Что же не допил? - спросил Проценко.

- Пора, товарищ генерал.

- Значит, если ракет нет, дадите автоматные очереди, три и одну.

- Ясно,- сказал Сабуров.

- В сторону Волги...

- Ясно.

Откозыряв, Сабуров повернулся и вышел. Проценко и начальник штаба помолчали.

- Ну как,- обратился Проценко к вошедшему штабному командиру,- людей из батальонов вывели сюда?

- Выводят.

- Поторапливайтесь, скоро рассвет. Тогда выводить будете- людей потеряете... Считаешь, дойдет? - подумав о Сабурове, спросил Проценко начальника штаба.

- Надеюсь, что да.

- И я надеюсь. Была минута, когда отправлял его, хотел сказать прямо: дойдешь в третий раз - орден Ленина тебе, генеральское слово. Не утвердят, свой сниму, отдам!

Тем временем Сабуров полз по окончательно обледеневшей земле. То ли дело близилось к рассвету и немцы считали, что никто здесь больше не пойдет, то ли им просто надоело всю ночь стрелять по берегу, но он уже прополз половину пути, а сверху не грохнуло ни одного выстрела. Его даже начало пугать это - не будет ли засады? Он взвел парабеллум и, отвязав от пояса одну "лимонку", взял ее в правую руку. Хотя так ему было труднее ползти, но он не выпускал гранаты, держа ее таким образом, чтобы метнуть в первое же опасное мгновение. Потом он вспомнил о приказе. Ну что ж, вторую гранату в крайнем случае он бросит себе под ноги. Он благополучно прополз еще полсотни шагов и начал отгонять эти мысли. Подсознательное чувство говорило ему, что и на этот раз все сойдет. И действительно, он дополз до развалин на той стороне без единого выстрела за всю дорогу.

- Опять ты, Сабуров? - окликнул Григорович.

- Я.

- А Филипчук где?

- Убит.

- Где?

- Шагов семьдесят не доползли,- сказал Сабуров и вспомнил мертвое лицо Филипчука. Возвращаясь сюда, он спросил у командира роты, вытащен ли Филипчук. Услышав, что вытащен, он захотел сам посмотреть, где лежит тело, и посветил ручным фонарем в лицо Филипчука. Лицо было бледно. Кто-то из бойцов стер с него грязь и кровь. И в который раз в жизни Сабурову стало не по себе, что вот с этим человеком какой-нибудь час назад он перешептывался: "Ты здесь?" - говорил он. "Я здесь",- отвечал Филипчук.

Войдя к Ремизову, Сабуров вручил ему приказ. Ремизов прочел приказ, потом спросил о Филипчуке. Повторился почти тот же разговор, что с Григоровичем.

- А документы принес? - спросил Ремизов.

- Генералу отдал. Приказано дать сигнал, что я добрался. У вас зеленые и красные ракеты есть?

- Должны быть. Посмотри, Шарапов, есть ракеты?

- Ракеты все, товарищ полковник.

- Тогда приказано дать три автоматные очереди трассирующими над Волгой. Три сразу и одну вслед.

- Это можно,- оживился Ремизов и снова крикнул: - Шарапов! Помоги мне встать.

Шарапов помог ему встать, и он, кряхтя и разминаясь, пошел по блиндажу.

- Дай мне автомат и диск с трассирующими. Пойдемте, Сабуров. Я сам, коли так, тоже очередь дам.

Шарапов и еще один автоматчик вышли из блиндажа вслед за Ремизовым и Сабуровым.

- Становись рядом со мной. Стрелять по команде "три", очередью. Будем считать, что это наш прощальный салют Филипчуку.- Ремизов повернулся к автоматчику: - Отдайте свой автомат капитану. Возьмите, Сабуров. Вместе с вами помянем товарища!

Небо уже начинало сереть, когда по команде "три" они выпустили по автоматной очереди. Светящиеся трассы пуль, изгибаясь где-то в конце пути, взлетели высоко в темно-сером воздухе над Волгой. Ремизов дал вдогонку еще одну очередь и посмотрел на Сабурова, как раз в эту минуту хотевшего сказать, что ему пора идти обратно.

- Не пущу вас, уже светает. И вообще не пущу. До трех раз судьбу испытывать можно, больше не надо. Пробьемся завтра ночью - вернетесь.

- У меня там батальон без командира,- сказал Сабуров.

- А у меня тут два батальона без командиров. Идите спать. Шарапов, устрой капитана на комиссарскую койку. Погиб у меня комиссар. Прекрасный был человек. Только месяц назад из райкома партии прислали. Воевать не умел, а бодрость душевную даже в меня, в старого черта, вселял. Очень жалею. Даже удивительно, как жалею. Пойдемте в блиндаж.