Константин Симонов - Япония, 46

Все действие, как уже сказано, происходит на уровне перегородки, среди очень несложных декораций, которые, так же как костюмы, обычно подбираются не с точки зрения верности изображаемой эпохе, а с точки зрения гаммы красок общего зрительного впечатления.

Таковы первая сценическая площадка и действующие на ней лица.

Вторая сценическая площадка находится под углом к основной сцене. Она утверждена на небольшом вращающемся круге, и до начала действия мы видим просто ящик, задник которого состоит из четырехстворчатой серебряной стены. Потом створки этой стены начинают поворачиваться на своих осях, поворачивается весь круг, и перед нами появляется площадка, на которой сидят музыкант, играющий на сямисэне, и певец. Они оба сидят на корточках, перед певцом стоит низкий нотный пюпитр с огромной старинной книгой, в которой записан текст пьесы. Певец то говорит речитативом, то поет по тексту книги. Рядом с ним, прямо на полу, стоит кружка с чаем, из которой он отхлебывает один или два глотка, когда голос его от напряжения начинает хрипнуть.

(Здесь у меня, к сожалению, обрывается запись в одной записной книжке, а другая начинается прямо со слов: "Посмотрев первую пьесу..." Очевидно, какой-то листок пропал. Какой была первая пьеса, я не помню.)

Посмотрев первою пьесу, мы с переводчиком зашли за кулисы, где нас уж поджидал господин Мондзюро, самый молодой из знаменитых актеров кукольного театра; впрочем, молодой только в театральном понимании этого слова - ему сорок семь лет.

Как и всюду - неуютные задворки театра, как и всюду - маленькая неуютная актерская уборная... Господин Мондзюро на вид гораздо моложе своих лет, невысокий, худощавый, с энергичным умным лицом. Рядом с ним в уборной двое певцов. Один - толстый, багровый, обрюзгший, но еще величественно красивый; второй - лысый, аккуратный; этот второй счел нужным извиниться перед нами за то, что он еще в европейском платье, а не в полном актерском обличье,- это потому, что он только что пришел в театр.

Мы присели на циновках, и я стал задавать вопросы, на которые отвечал главным образом сам Мондзюро.

Японский кукольный театр родился примерно четыреста лет назад на улице и двести с лишним лет назад, в расцвет эпохи Токугавы, перешел с улицы на сцену. Куклы постепенно увеличивались и увеличивались и около ста лет назад стали такими, какие они сейчас. Причины этого постепенного увеличения кукол - и постепенное увеличение сцены, и новая, более совершенная техника, позволяющая придавать лицу куклы разные выражения, а для того, чтобы это было заметно, требующая, чтобы кукла не была слишком маленькой.

Основной репертуар кукольного театра написан уже после перехода театра с улицы на сцену знаменитым драматургом Мондзаэмоно Тикамацу60.

В этом месте нашего разговора я спросил, не перенесены ли на сцену кукольного театра некоторые пьесы из репертуара театра "Кабуки".

Из ответа выяснилось, что главным образом - наоборот. Тексты многих пьес театра "Кабуки" были сначала текстами репертуара кукольных театров и лишь потом перешли в "Кабуки".

Здесь мне в голову пришла одна мысль, вернее, домысел, который пусть останется на моей собственной совести, но я его записал и мне жаль с ним расстаться. Пение из-за сцены, характерное для театра "Кабуки" и описывающее чувства актеров на сцене и происходящее на сцене действие, возможно, связано с влиянием кукольного театра. В принципе всякое явление искусства в истоках своих логично и реально объяснимо, хотя в своих конечных формах подчас кажется нам непонятным и нелогичным, если мы не знаем его происхождения. Когда певший и говоривший до этого актер вдруг в определенный момент начинает действовать на сцене молча, а о его чувствах и поступках начинают петь из-за сцены,- это кажется странным. Но если как исток этого явления мы возьмем репертуар театра кукол и представим себе, что на сцене не люди, а куклы, то такое засценное пение покажется нам вполне логичным.

Мне вспомнились те тарелки, которые я видел в Токио, в музее народного искусства,- непонятные традиционные желтые полосы и зеленые зигзаги. Но двести лет назад, у истоков традиции, на такой же самой тарелке рисовалась зеленая сосна на желтой скале. Такова была реальная основа рисунка, впоследствии ставшего непонятным.

Как сказал мне Мондзюро, из кукольного театра в театр "Кабуки" перешла даже такая, чуть ли не самая знаменитая пьеса "Кабуки", как "Сорок семь самураев".