Чарльз Рууд - Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин

Теперь Сытину ничто не мешало открыто заявлять, что инициатором «Русского слова» был Чехов. Портрет как бы подкреплял его слова. Стоя под ним, Сытин тем более проникновенно призывал своих сотрудников быть достойными Чехова.

Нет сомнения, что в жизни Сытина на шестом десятке лет «Русское слово» занимало центральное место, а особенно по нраву ему были громадные возможности газеты. Ведь, как писал зять Сытина Благов, «ему нужны новые дела, новые муки организатора, новое кипение, новые бессонные ночи в думах о предстоящем деле, об его опасностях и сопряженном с этим риском именно для предприятий старых, налаженных» [213] «Полвека для книги» (1916), с. 62. . Поэтому он применил к «Русскому слову» свой «закон сохранения энергии и экономической силы» [214] «И.Д. Сытин», «Русское слово» № 41 (19 февраля 1917 г.). . То есть во избежание малейшего риска для «Товарищества» Сытин вел газету как сугубо частное предприятие до тех пор, пока оно не стало безусловно преуспевающим.

По мере того как поднимался новый дом для редакции «Русского слова», Сытин подвигнул на расширение и свою фирму, в результате чего в Москве выросло четырехэтажное, на целый квартал, здание, построенное по проекту А.Е. Эриксона для издательского комбината на Пятницкой. При его открытии в 1904 году Сытин ввел в строй новые литографские машины и станки для высокой печати, а также подземную котельную во дворе нового корпуса, которая давала типографии пар. (Кроме того, в фирму влилось предприятие М.Т. Соловьева с тринадцатью печатными машинами; некогда Соловьев работал у Сытина, затем открыл собственное дело, а теперь был поставлен во главе литографско-художественного отдела и приобрел достаточно паев «Товарищества», чтобы войти в правление). Во время ночных смен это огромное сооружение напоминало большой океанский лайнер: во чреве его гудят машины, палубы светятся огнями, и он бороздит темные морские воды.

Сытин оснастил оба предприятия по последнему слову техники, и в конце революционного 1905 года его мастера обслуживали 40 процентов (или 9 из 23) новых сложных наборных машин, имевшихся тогда в Москве. Еще в те годы, когда Сытин только открыл свою первую литографскую мастерскую, он пристрастно относился к технической стороне печатного дела, ныне же он посещал ведущие европейские компании, и от него не ускользало ни одно новейшее достижение. К примеру, в одну из таких поездок по Германии, едва увидев новую ротационную машину для цветной печати, Сытин тотчас решил купить ее [215] Типография на Пятницкой описана заведующим ее механической частью В. Фроловым в очерке «Мастерские Товарищества и их развитие», «Полвека для книги», с. 565-581. Фролов что Сытин, будучи в 1913 г. в Берлине, увидел в в работе недавно усовершенствованную машину для глубокой печати и тотчас решил приобрести одну для журнала «Искры». По возвращении домой он сделал заказ, и на следующий год машина уже давала продукцию. Отпечатанные на ней цветные репродукции были более насыщенными по тону и – яркими, и к тому же она не требовала такой длительной подготовки к работе, как старые печатные машины. .

В год прихода Дорошевича в «Русское слово» Сытин столкнулся с первыми проявлениями надвигающейся волны забастовок, главным образом в типографии на Пятницкой. В то время вообще среди рабочих нарастало недовольство, а на таких крупных предприятиях, как книгоиздательский комбинат Сытина, оно словно бы сгущалось, хотя сам Сытин был великодушным хозяином. На рубеже веков в результате инфляции рост заработной платы отставал от роста цен. К тому же Сытин слыл «либералом», и тем смелее его рабочие требовали улучшения оплаты и условий труда и применяли тактику давления, перенятую у своих собратьев из Западной Европы.

С 90-х годов, несмотря на запреты, в России то здесь, то там вспыхивали стачки. Первая стачка на сытинском предприятии началась 12 февраля 1902 года, когда 124 переплетчика отказались приступить к работе, пока не получат 15-процентной прибавки к заработной плате [216] В.П. Орлов «Полиграфическая промышленность Москвы. Очерк развития до 1917 года» (Москва, 1953), с. 277. . Они были сдельщиками и, подобно многим другим в типографии, не имели твердого жалованья; однако никто не поддержал их, и, побежденные, они вернулись на свои рабочие места.

Тем временем, предоставив полиции усмирять непокорных в подобных заурядных случаях, охранное отделение выявляло радикалов, которые могли раздуть из недовольства рабочих пламя революции. В его архивах за 1902 год есть донесения о подозрительной деятельности в книжной типографии Сытина и в «Русском слове» [217] «Дело Департамента полиции о мещанине Пантелеймоне Ивановиче Нечаеве», ЦГАОР, 102-1-573 (1902), листы 1-146. . В июне московской охранкой было вскрыто первое из серии неподписанных писем, присланных из Европы в редакцию «Русского слова» лицам, обозначенным лишь инициалами. Осенью того же года охранке удалось, наконец, установить личность отправителя – П.И. Нечаев, двадцати четырех лет, рисовальщик, уехавший из России после участия в студенческих демонстрациях. К тому времени были уже перехвачены и письма, посылавшиеся Нечаеву из «Русского слова».