Чарльз Рууд - Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин

Что касается художественной выставки, которую помог организовать Сытин, его не удивило, что посетителей ходит мало, а покупателей – и того меньше, б апреля «Нью-Йорк тайме» поместила по этому поводу статью на первой странице под заголовком: «Долги развеяли мечты русских о золоте». Представитель Красного Креста в Нью-Йорке, обвинив во всем делегацию из России, сказал, что к концу марта общая сумма поступлений составила 2 тысячи долларов [582] Robert С. Williams, Russian Art and American Money, 1990-1940 (Cambridge, Mass. 1980), 98-99. .

К середине апреля, как сообщали сами русские, им удалось выручить 30 тысяч долларов, то есть гораздо меньше, чем они рассчитывали, и было решено разбить экспозицию на несколько выставок для показа в других городах Северной Америки. Не имея более обязательств перед художниками, Сытин съездил на Ниагарский водопад и послал оттуда домой несколько красочных открыток. Затем они с Грабарем тронулись в обратный путь и 26 июня 1924 года прибыли в Ригу.

В течение этой полугодовой поездки Грабарь время от времени писал на родину о своих впечатлениях и в одном из писем он выразил разочарование тем, что «Сытин, к крайнему моему сожалению, оказался при ближайшем рассмотрении человеком глубоко сдавшим… где прежний ум, талант, острота?.. Он совершенно отпадает в качестве серьезного дельца…» [583] Грабарь – В.И. Грабарь, 10 февраля 1924 г., с. 99. В другом случае Грабарь признал, что вся делегация чересчур переоценила прибыльность выставки, поскольку «золотые дни художественной торговли в Америке уже миновали» [584] Грабарь – друзьям, 18 марта 1924 г., с. 118. Другой художник – член делегации сообщает, что американцы при виде цен на выставленные произведения «иногда приходят в ужас или смеются», а их вкусы он находит весьма примитивными. К.А. Сомов «Письма, дневники, суждения современников» (Москва, 1979), с. 234-237. . В свою очередь, Сытин не видел собственной вины в том, что «дело это оказалось малоудачным». В воспоминаниях, предназначенных для издания в СССР, он писал даже: «Когда я приехал в Америку и разобрался в положении, было уже ясно, что выставка, как она предполагалась, не удалась. С чувством неудовлетворенности по поводу постигшей нас неудачи я покинул Америку и возвратился в Россию» [585] Сытин «Жизнь для книги», с. 213. . Издатель предпочел уверить своих читателей в том, что он не вывез из Америки вообще никаких впечатлений.

Очутившись снова дома, в Москве, Сытин ощутил возросшее недоверие к себе со стороны властей, упадок собственных сил и увидел, как мало у него осталось возможностей для работы. Теперь он уже не мог обратиться за помощью к Ленину, а от Сталина, начавшего прибирать к рукам партию, ждать милостей не приходилось. А тут еще в отсутствие Сытина в Петрограде произошло наводнение, и на Васильевском острове затопило его склад, до верху загруженный бумагой [586] После национализации петроградской типографии Сытина миновало уже два с половиной года, однако ему, видимо, удалось сохранить эти бумажные склады за собой. . Потом свалилась самая страшная беда: в сентябре скончалась Евдокия Ивановна, с которой Сытин прожил сорок семь лет. В 1924 году он выпустил свое последнее издание – тонкий каталог с перечислением тех немногих книг, что ему оставалось продать из своих некогда огромных запасов.

В следующем году Сытин написал близкому другу крайне мрачное письмо, где жалуется на острую нужду в деньгах для помощи младшему поколению своей семьи. Если б только его «устарелой машине» нашлось хоть какое-то место в «новом боевом аппарате», не так было бы «тяжко» искать работу, хотя «довольно большой срок 75 лет». Но, признается он, «пора и устареть, нужно на отдых». Сытин удручен убыточностью двух оставшихся в его распоряжении тюремных типографий и боится, что со смертью Евдокии Ивановны и жены второго сына беды не кончатся. «Все это печально и неизбежно надо переживать».

Совсем иначе, восторженно пишет Сытин о «стране чудес всего мира» – Америке, где «права Ваши на право жить и работать не ограничены». Там, говорит он, «законное и гуманнейшее отношение во всем, умственный и физический труд ценится равно и почетно… никто не посягает ни на чье религиозное верование». В последних строках письма он исправляет свою ошибку в возрасте – не 75, а 74, – и сетует: «Голова устарела, путаюсь» [587] Сытин – П.И. Макушину, 12 февраля 1925 г., Музей Сытина. .

Спустя всего несколько месяцев Сытин опять допустил неточность, свидетельствующую об утрате былой хватки: свое ходатайство от 28 мая об открытии очередной издательской фирмы (в стране по-прежнему действовал НЭП) он датировал 1924 годом. Мало того, в этом же документе он неверно указывает год своей поездки в Америку как 1925-й [588] И.Д. Сытин «Докладная записка», ошибочно датирована 28 мая 1924 г. (в действительности – 1925). . Есть в нем и много преувеличений. Начинает Сытин, вполне обоснованно называя себя сыном народа, вся трудовая жизнь которого связана с книгой. Ныне, пишет он, все громадные материальные результаты его труда национализированы, однако в свое время Ленин разъяснял ему, что эта конфискация была всего лишь частью общего плана. Касательно же личных средств, которыми он еще располагал, Сытин приводит слова Ленина, заверившего его при свидетеле (Н.П. Горбунове): «Вам способно жить и работать, как Вы жили и работали, если Вы не против нас». Как утверждает Сытин, он ответил тогда: «Я уверен, что сумею найти применение моих сил и знаний в делах нового строительства». С тех пор, продолжает Сытин, на протяжении семи лет он держал свое обещание, стараясь быть полезным.