Константин Симонов - Так называемая личная жизнь

- Что с случилось с Матвеем?

- Если вк-кратце, он недоп-понял, для чего у него поставлена верт-тушка. Думал, она поставлена, чтобы он звонил. А она была п-поставлена, чтобы ему звонили. Шутка жест-токая и не моя, но в ней доля истины.

- А если не вкратце?

- Если не вк-кратце, то как будем дальше - стоя или присядем? Или пойдем в дом, если ты голоден? У меня есть еще три кот-тлетки.

- У меня тоже кое-что есть, но это потом, успеется.

- А водки у тебя нет?

- В машине. Дернется из автороты - будет.

- Тогда действительно усп-пеется. Сядем здесь. С чего начнем?

- С главного. Что произошло с Матвеем?

- С главного? Ладно, так и быть, начнем с нашего редактора, раз это для тебя главное, - сказал Гурский. - Только потом не уп-прекай меня, что я не с того начал. Вп-прочем, раз у тебя будет водка, о том, с чего я соб-бирался начать, даже грех говорить всухую. Подождем, пока она п-появится. Итак, в один далеко не п-прекрасный для него день наш редактор поехал к тому, кому он, как тебе известно, не очень любит ездить, и вернулся от него п-просто генерал-майором, ждущим нового назначения. Надо отдать ему должное, он целых два года ст-тарательно сам рыл себе эту яму, начиная с той - ты п-помнишь ее - поездки на фронт к своему т-только что снятому начальству в пику только что назначенному.

- Помню, - сказал Лопатин, - и уважаю его за это.

- Но сп-порю. Но когда два года сам делаешь все, чтобы тебя сняли, не надо удивляться, когда это происходит.

- А Матвей удивился?

- В п-первый момент - очень. Наверное, как ни ст-транно, в глубине души сам считал себя незаменимым. А умный человек должен только внушать это заб-блуждение другим. Он был очень уд-дивлен, но, надо отдать ему должное, быстро оп-правился - и вообще все делает быстро, - и, когда через час позвал меня, его кабинет был уже под м-метелку, а рабочая куртка висела на гвозде, рядом с к-конторкой.

При словах о куртке и конторке в голосе Гурского послышалась нота сочувствия.

"Бедный Матвей, - подумал Лопатин. - Заменимый или незаменимый, все это в конце-то концов игра в слова. Но человек любил свое дело и делал его хорошо. И если по своей дерзости был для кого-то труднопереносим, то ведь это все-таки вторичное, а не главное. А главное в том, что он хорошо делал свое дело. И еще вопрос, достаточно ли хорошо делает свое дело тот, кому не хватило справедливости смириться с вторичным ради главного. Сколько людей на фронте можно было бы поснимать по принципу вторичных недостатков! Сколько их - и неуживчивых, и занозистых, и с разными закавыками, - а вот не снимают, дают же воевать дальше!"

- Расстроил ты меня своим рассказом, - сказал он вслух.

- А ты зак-куривай. Это помогает в минуты бесп-правия. Имею в виду, что посетившее тебя сейчас ощущение своего бессилия исправить несп-праведливость и есть наиболее острая форма бесп-правия. Хотя, заменим в скобках, не заблуждайся: отнюдь не все в ред-дакции сокрушаются об его уходе. Д-догады-ваются, что без него им будет легче, а оп-пределенный процент людей при всех обстоятельствах предпочитает, чтоб им было и-полегче.

- Это по меняет сути дела, - сказал Лопатин.

- По-твоему, я недостаточно ск-корблю? Не так ли? Ничего не поделаешь, д-дружок. Ирония и ск-корбь во мне неразлучны. И тебе за годы нашей д-д... смею сказать, дружбы пора к этому п-привыкнуть. Когда речь идет о нашем бывшем ред-дакторе - не суди по себе. Ты был его люб-бимчиком. Он полюбил тебя, как часть собственной б-биографии. Полюбил, потому что лично п-придумал забрать тебя из штатской п-печати в военную. Полюбил потому, что ты не раз бывал свидетелем его личной храб-брости, а мы все очень любим иметь таких свид-детелей. Кроме того, ты в своем уже нем-молодом возрасте с самого начала войны начал мотаться по всем фронтам так, словно тебе п-попала вожжа под хвост, или, говоря интеллигентней, овладела ут-топическая надежда самому понять все п-происходящее. А ему только подавай таких - которым вожжа п-под хвост! Тем паче что он мог тыкать тобой в глаза всем более молодым и менее п-подвижным. И если тебя, несмот-тря на все это, не возненавидели в ред-дакции, то лишь благодаря твоему собственному отрицательному об-баянию.

- Предыдущее понял. Последнюю формулировку уточни.

- Ут-точняю: отрицательное об-баяние - это когда человек отрицает то п-положительное, что ему п-приписывают. Хотя бы п-половину. То есть когда он неп-подкупен по отношению к самому себе. Лично я п-просто-напросто люблю тебя за это, а нек-которые другие по крайней мере не ненавидят, хотя наш бывший редактор от изб-бытка любви к тебе почву для такой ненависти п-подготовил, дай ему бог здоровья! "Г-гурский, - сказал он, когда я вошел по его вызову в его кабинет. - Г-гурский, - сказал он, - я ухожу". Это я уже, п-положим, знал. "А вы остаетесь заведовать своим отделом". Об этом я тоже, п-положим, догадывался. "Сделайте без меня так, чтобы Лопатину не стало трудней раб-ботать". - "Есть!" - сказал я - ты знаешь, я люблю это не п-претендующее на эмоции слово - и подумал, что про меня ему даже не пришло в голову, как мне будет без него - т-трудней или легче? Потом он показал лежавшую на абсолютно пустом столте пачку твоих черных к-клеенчатых тетрадей и, не надеясь на мою догадливость, объяснил мне, что они т-твои, лежали у него, а теперь я должен взять их к себе.