Константин Симонов - Так называемая личная жизнь

Сегодняшнее письмо Ксении при всех его глупых подробностях упрощало дело. Как быть с остальным, следовало подумать, но - явится Ксения или не явится, уедет или не уедет он на фронт до ее появления в Москве, - чтоб перебраться из госпиталя домой, в свой собственный кабинет, по оставалось никаких, самому себе придуманных, препятствий.

Сосед справа, полковник-артиллерист, уже не спал и, сидя на койке, прилаживался, как ненадежнее стать на костыли, - собирался выйти. Он, так же как и Беликов, был ранен в ногу, но потяжелее.

- Долго же вы спали, - сказал ему Лопатин.

- А что еще делать, когда войны нет? - Полковник, приладясь к костылям, встал на них. - Пошкандыбаю, разведаю, где лежит командир нашего батальона связи, некто Трофимов, подполковник. Не встречались с ним, когда бывали у нас в армии?

- Нет, - сказал Лопатин.

С подполковником Трофимовым он не встречался, так же как и с этим полковником-артиллеристом, так же как и с тысячами других людей, составлявших ту армию, в которой он бывал. Сколько и я пробудь даже в одной и той же армии - все узнанное там лишь крупица неузнанного.

- Интересно понять, где теперь, после Крыма, наша армия, - сказал полковник. - Из одного письма усмотрел, что на Белорусских фронтах. "Приезжай, - пишут, - поправляйся. Дышим самыми полезными для здоровья запахами: елкой и березой". Намекнули, что не кипарисами.

Полковник проковылял из палаты в коридор, а Лопатин подумал, что хорошо бы, когда начнется летнее наступление, угадать именно в их армию, которая дышит теперь елкой и березой. Тех, кто остается жив, война чем дальше идет, тем чаще возвращает к прошлому. И не такая уж случайность, что здесь, в госпитале, оба твоих соседа из двух армий, в которых бывал раньше. Когда на всех других фронтах уже затихало, самые последние и жестокие весенние бои вели в Крыму как раз обе эти армии - и та, из которой полковник, и та, из которой Велихов, - и, если обойти госпиталь, наверное, каждый третий долечивающий раны офицер сейчас оттуда, из Крыма.

Все, о чем он думал сегодня после встречи с дочерью, вышибло его из привычной колеи войны, а мысли, пришедшие сейчас, вновь вернули туда. Да, еще последний день весны, еще не лето; он оглядел палату, где вольготно стояли всего три койки и куда при нужде можно воткнуть еще три.

"И воткнут! Начнется наступление, и, как только начнется, набьют до отказа все госпиталя, и легкими, и тяжелыми, и безнадежными..."

Он, сам не желая того, вдруг вспомнил свой первый разговор с той женщиной, о которой уже давно старался не думать, - разговор об ее отце и о госпитале для безнадежных.

4

На следующее утро, сразу после выхода газеты, приехал невыспавшийся редактор, не заходя к Лопатину, поговорил с главным и лечащим врачами и все перевернул по-своему.

- Тоже мне, придумали с Гурским- две умные головы - ерунду какую-то, вместо приветствия сказал он. - Я не для того тебе дочь из Сибири вызывал, чтоб в санитарки пристраивать.

- А ты бы меня спросил, прежде чем вызывать.

- А чего тебя спрашивать? Не рад?

- Рад.

- А если рад, поезжай и живи с ней у себя на квартире. Ключи твои, которые у нас в АХО лежали, велел отдать ей.

- А мне когда прикажете отбыть на квартиру, товарищ генерал? - спросил Лопатин.

- Тебе через три-четыре дня. Я уже договорился. Последние рентгены и прочее сделают - и отпустят. А она, чем тут горшки носить, пусть пока там уберется. Небось у тебя там хлев!

- Кто его знает, - пожал плечами Лопатин.

Прошлым летом, когда он был на фронте, Ксения, не застав его в Москве, завезла ему в редакцию сделанные ею вторые ключи и записку, что прибрала квартиру. Так что квартира была убрана. Но произошло это без малого год назад. И как убрана - неизвестно.

- Дочь приберет - и переедешь, - сказал редактор. - Захочешь оставить ее у себя в Москве - оставишь. Надо будет что-то сделать для этого сделаем. Врачи отпускают тебя с условием пока не выходить. На это время харчей подкинем. Да и коммерческие магазины работают, а деньги у тебя, как я понимаю, раз книга вышла, есть.

Лопатин рассмеялся. Редактор и Гурский, с их любовью решать за других, были два сапога пара!

- Подумал, как бы ты мною командовал, - не в редакции, а где-нибудь на фронте. Интересно!

- Если пошлют на фронт, могу к себе вызвать. Там увидишь, интересно или неинтересно. А пока берись за рассказ. Еще не начал?

- Пока нет.

- Тем более. Поезжай домой и берись! На фронте тишина, а в газете пусто. Самое время для рассказа на пять-шесть подвалов, с продолжениями. А то, пока рассусоливаешь, начнутся события, все полосы забьют, и рад бы - да некуда!