Николай Остроумов: От летчика-истребителя до генерала авиации. В годы войны и в мирное время. 1936–1979

Коньки представляли собой деревянные колодки, закругленные впереди. Снизу к ним были прибиты железные полоски. В передней и задней части были отверстия, в которые можно было вставить ремешки (веревки), которыми можно было пристегивать коньки к валенкам.

Я был очень рад подаркам дядей, расцеловал их и попросил помочь воспользоваться подарками.

Надо сказать, что до этого, находясь в детском саду, я научился кататься на ледяном сите. Сторож нашего детского сада набрал штук десять сит, которые раньше использовались для просеивания муки и круп. В эти сита он положил навоз и затем много раз обливал их водой, которая тут же замерзала. Получилось ледяное сиденье в сите, что позволило нам, ребятам, с пригорка кататься на них по ледяной дорожке как на санках.

Наступившая зима 1921 года была очень тяжелой. Люди ходили по улице хмурые, ругались, сквернословили. Детский сад перестал существовать. Его закрыли, там перестали готовить еду для детей, но в подвале дома, где размещались какие-то учреждения, открыли детскую столовую. С тарелками и с кастрюльками ребята к двум часам дня собирались к столовой в очередь. Обед состоял, как правило, из двух блюд. На первое были щи из кислой капусты, иногда с кусочками тушенки, а иногда и без нее, и с конопляным маслом. На второе – тушеная капуста, часто кислая, и маленький кусок хлеба.

Такой обед я приносил домой.

Из соседних деревень иногда крестьянки приносили крупы, картофель, молоко. Но в обмен надо было давать какую-нибудь поношенную одежду. Этим занималась моя бабушка.

Дядя Ваня мастерил сетки, которые мы с ним расставляли в заброшенном городском саду. В сетки расставляли тарелки с остатками какой-нибудь еды и следили, чтобы в сетки зашли галки, которых в саду пока было много. Когда это происходило, дядя Ваня веревкой захлопывал сетку. Добыча использовалась для варки супа с добавкой крупы. Что касается последней, то ее умудрялся доставать мой отец. Бабушка собирала поношенные вещи, мой отец набирал мешок таких вещей и отправлялся в почтовом вагоне (ему это разрешалось по службе) до станции Синезерка, что на Орловщине. Привозил назад мешок продуктов, главным образом гречневой крупы.

Вот почему я до сегодняшнего дня очень люблю гречневую кашу, правда в те годы политую конопляным маслом, которое также с Орловщины привозил отец. Царским угощением однажды стало добытое на пригородном заводе дядей Ваней ситро. Каждому в семье досталось по полстакана этого чудесного напитка. В те поры во всех деревнях сеяли коноплю и делали масло. Из зерен конопли готовили чудесные блюда. Ее поджаривали и затем в ручной ступке толкли. Получались небольшие маслянистые шарики. Это было настоящее пирожное того времени.

Иногда на улице женщины продавали яблоки, сливы. Однажды я подошел к такой торговке и спросил о стоимости слив. Фунт слив стоил шесть миллионов рублей. Я не посмел просить у матери такие деньги. Учитывая, что теперь никто не охранял господский сад, ребята нашего двора стали собирать одичавшие сливы, а затем груши и яблоки.

31 августа 1921 года моя тетя, ученица третьего класса Евгения Ивановна, придя из школы, сказала мне, что 1 сентября в 12.00 у здания школы имени Третьего интернационала должны собраться все дети, кто родился в 1914 году. Школа находилась недалеко от моего дома. Моя мама находилась на службе. Она работала счетоводом в Брянском совнархозе. Провожала меня до крыльца моя бабушка. Открыла дверь и сказала: «С богом, внучек, иди в школу».

В то время автомобили в Брянске были большой редкостью. В основном крестьянские телеги. Одна из них стояла у дома. Я спросил крестьянина, нельзя ли с ним подъехать. Он кивнул и сказал: «Садись на заднее бревно». У школы я на ходу соскочил с телеги и пошел к школе. Около школы меня встретила учительница, назвавшая себя Марией Алексеевной Новиковой. Узнав мою фамилию, она спросила: «Уж не твоя ли мама Анна Ивановна Остроумова?» Я утвердительно ответил. «Мы с ней учились в гимназии. Передай ей от меня большой привет». Мария Алексеевна попросила всех собравшихся мальчишек и девчонок построиться по два человека и, следуя впереди, повела всех внутрь школы. Возле класса номер 3 остановилась и сказала: «Вот в этом классе будем учиться четыре года. Начало занятий в девять часов утра. В воскресенье будет день отдыха от учебы».

Я смутно помню эти годы, за исключением отдельных событий, о которых я и расскажу.

1 сентября пополудни я пришел домой и сказал бабушке, что меня приняли в третий класс. Бабушка взметнула руками и сказала: «Не может быть! Ты еще даже не знаешь все буквы, и сразу в третий класс?» Позже пришла тетя Женя, и бабушка рассказала обо мне. Тетя Женя расхохоталась и сказала, что Котика (так меня звали в семье) определили в первую группу учеников, для занятий которой назначен класс номер 3. Так я вместо третьего класса оказался в числе начинающих изучать русскую грамоту.