ГАРФ. Ф. 1695. Оп. 1. Ед. хр. 12.
Есть любопытные воспоминания революционерки Л. Громозовой о тюремной службе Гапона (Ленинградская правда. 1927. 22 января).
По свидетельству Варнашёва, его переходу на революционные позиции немало способствовала печатная нелегальщина, которой его — и других активистов — успел снабдить… Зубатов.
Неблагозвучное на русский слух паспортное еврейское имя-отчество Азефа — Евно Фишелевич — стало упоминаться только после его «разоблачения». Двойной агент был исторгнут из лона русской интеллигенции и недостоин более носить благородное имя. В то время как, скажем, Гершуни для «общества» до смерти оставался Григорием и лишь для полиции был Гершем-Исааком. Часто «славянизировалась» и фамилия Азефа — он становился «Азевым». Но все это только до разоблачения!
У Евно Фишелевича, Евгения Филипповича, Ивана Николаевича было еще и четвертое имя-отчество — Валентин Кузьмич, употреблявшееся эсерами в особо секретных случаях.
Как это делают А. И. Солженицын и А. Е. Гейфман, пытающиеся — из преклонения перед Столыпиным? — «обелить» Азефа в качестве правительственного агента. Попыток представить его честным революционером, кажется, не было.
Общая цифра, однако, странно совпадает со взносом, сделанным тоже «неизвестным лицом» и послужившим базовым капиталом первой чайной летом 1903 года.
Был скандальный случай, когда Варнашёв пытался удалить с собрания старого и очень уважаемого рабочего-немца; Гапону пришлось осадить своего сподвижника.
Конкретнее в докладе фабричного инспектора Чижова: в первый месяц работы на станке Сергунин заработал (при сдельной оплате) 46 рублей, затем его заработок снизился до 28 рублей. Сам рабочий объяснял это тем, что ему давали бракованные заготовки. А Чижов указывает, что Сергунин «проводил много времени в чайной», где, как мы помним, пили отнюдь не только чай. Принятый на место Сергунина рабочий в первый же месяц заработал около 53 рублей.
Шмидт был уволен в отставку по болезни в 1898 году в чине лейтенанта и вновь поступил на службу в 1904 году. Адвокаты Шмидта на процессе о мятеже на «Очакове» доказывали, что повторный прием на службу человека, по состоянию здоровья к ней негодного, незаконен, следовательно, Шмидт юридически является штатским и не подлежит военному суду. Поэтому они упорно называли его «лейтенантом», игнорируя полученные после 1898 года чины.
По-видимому, это были члены РСДРП Явич, Александр Харик, Юлия Жилевич и кто-то еще.
Когда это было? Видимо, в то время, когда сам Гапон ездил к акционерам.
Гончаров В. Ф. Январские дни 1905 г. в Петербурге // Каторга и ссылка. М., 1932. № 1.
Считая предприятия, не подотчетные фабричной инспекции.
Версии эти восходят к официальному сообщению о событиях 9 января, опубликованному на следующий день после трагедии. См. ниже.
Александровский дворец, в котором находилась в это время императорская резиденция.
Шуба была чужая — «для конспирации».
Например, 11-е правило Антиохийского собора звучит так: «Если какой-нибудь епископ или пресвитер, или вообще кто-либо из клира, без соизволения и грамот от епископов области, и, тем более, от епископа Митрополии, дерзнет отойти к царю, таковой да будет отрешен и лишен не только общения, но и достоинства, какое имел, как дерзнувший, вопреки правилам Церкви, досаждать слуху нашего боголюбезного царя. Если же необходимая нужда заставит кого-либо идти к царю, таковой да творит сие с рассмотрением и соизволением епископа Митрополии и прочих епископов той области, и да напутствуется грамотами от них».
Эти сведения внимательно читал Ленин в Женеве — и делал из газеты выписки. Его резюме такое: «Рыжий урод!» К кому это относится — к Гапону или автору статьи? И если к Гапону, то чего здесь больше — высоконравственного негодования или восхищения приписываемым вождю 9 января жизнелюбием? И почему, кстати, «рыжий»?
Еще 25 тысяч рублей выделила городская дума. Обсуждение вопроса сопровождалось весьма крамольными речами некоторых депутатов.
А. И. Спиридович описывает обмен репликами, якобы состоявшийся у Николая с представителями рабочих. Будто бы рабочие вели речь об участии в прибылях предприятий, царь ответил им, что не может этого приказать, так же как не может приказать рабочему работать за меньшую плату, и т. д. Судя по всему, этот разговор кем-то додуман задним числом. По свидетельствам очевидцев, рабочим приказано было «ничего не говорить от себя». И в самом деле, кто знает, что могли бы сморозить эти неизвестно откуда взятые люди? И что отвечал бы им царь, вышедший к ним с заранее заготовленным текстом?
Читать дальше