А шум действительно был большой!
Партизаны уничтожили все гитлеровские объекты, поставлявшие материалы для фортификационных укреплений.
…Такие налеты продолжаются часами, иногда сутками, но времени совсем не замечаешь, картины мелькают, как кадры ускоренной съемки. Действуешь по программе, которая была задумана заранее, но прочувствовать, осмыслить то, что делаешь, не успеваешь. Все это происходит потом, по возвращении в лагерь. Тогда начинаешь переживать досаду за упущенное либо гордость за сделанное…
Пока наши наводили порядок в Жиздре, мы, наконец, добрались до того участка дороги Рославль — Киров, который предстояло нам ликвидировать.
Это был тяжелый переход. Около города Людиново, когда мы перебирались по льду озера, нас обстреляли каратели и полицейские. Их было около 150 человек, хорошо вооруженных, с пулеметами. Однако выйти из своих укрытий они так и не рискнули. Рукопашная схватка с партизанами их явно не устраивала.
Впрочем, нас тоже. Мы торопились. Мы удачно выбрались из-под обстрела, не понеся никаких потерь. Мы шли по колено, а иногда и по пояс в снегу. Там, где кончался лес, мы увидели ровное снежное поле, избы деревень и черные, слившиеся в плотную массу деревья. Очевидно, все это было очень красиво. Ослепительно белый снег на крышах изб, серая лента дороги, ведущая к длинным низким коровникам, иссиня-черная гряда сосен и елей за ними, низкое зимнее небо и где-то далекое туманное солнце.
Сейчас нам было не до красот зимнего леса. Мы должны были выиграть. Мы должны были выиграть, имея неравные шансы с хорошо вооруженным сытым противником. Наш главный козырь — внезапность.
Редкий небольшой лесок в шести километрах от станции Киров. Говорят, там располагается гитлеровский гарнизон. Наши во главе с Кулумбековым отправились за сеном, хлебом и картофелем в ближайшую деревню.
Проходит час, второй, третий…
Вдруг почти рядом выстрелы. Пулемет. Винтовки.
Ясно. Напоролись на фашистов.
Приводим отряд в боевую готовность, ждем.
Наконец, один из бойцов говорит: «Товарищ комиссар, один идет!»
Как один?.. Неужели остальные погибли? Напряженно всматриваюсь в горизонт, туда, где на сером снегу появилась черная точка. Точка увеличивается, растет, и мы видим Кулумбекова с забинтованной шеей. Ранен? «А где же остальные?» — «Остальные идут с обозом», — докладывает Кулумбеков.
Затем все проясняется. Действительно, перестрелка была между нашей разведкой и фашистской группой. Разведчики отогнали гитлеровцев, сумели отойти и вывести из-под обстрела лошадь с продуктами. Молодцы ребята!
А забинтованная шея? Оказалось, что на ней вместо шарфа полотенце. Как-никак мороз 30 градусов!
25 декабря мы вышли к железнодорожному полотну и весь день потратили на разведку. В 19 часов услышали первый паровозный гудок, шум проходящего поезда. Значит, движение не прервано, поезда ходят! Смешная логика. Ведь если бы они не ходили, значит, кто-то из партизан уже поработал здесь. А получается совсем наоборот: мы радуемся, что нас ждет «работа». Завтра же, после нас, самолеты будут бомбить пробку, которая возникнет на станциях Рославль и Фаянсовая.
…К восьми часам вечера восходит луна. Неясная, слабенькая, едва освещает железнодорожную насыпь. Мы с Михаилом Ивановичем отправляем группы. Первым уходит Кулумбеков. Он должен прикрывать отряд справа. Слева отряд прикрывает Белов.
Я вижу, как на насыпи появляются минеры. Это Кащеев, Рытников, Кононов и Симончик. В бледном рассеянном свете луны они похожи на призраков.
Торопливо стучат кирки: закладка мин началась. Откуда-то справа доносится шум, характерный гул мотодрезины. Мы прыгаем в стороны, зарываемся в снег. Яркий свет фар, и мотодрезина с вагончиком, наполненным фашистами, проносится мимо.
Мы переводим дыхание.
Это контроль пути.
Нас не заметили.
Я взбираюсь на насыпь, чтобы проверить мины. Первым со своим заданием справился Кащеев. За ним Кононов. Что-то не ладится у Рытникова. Каждая секунда дорога! Мы нервничаем: чтобы взрыв произошел наверняка, к нам от чеки взрывателя протянута проволока длиной 60—80 метров. Четыре мины заложены с таким расчетом, чтобы поднять на воздух весь состав. Одна должна взорваться перед паровозом, вторая и третья в середине и последняя в хвосте эшелона.
Располагаемся между пней и деревьев прямо у полотна. Проволока, идущая к минам, тонет в снегу, совсем пропадает из виду. Все же это мало, 60—80 метров. Мало. Очень мало. Хорошо еще, если это будет эшелон с людьми и техникой. Тогда мы находимся на сравнительно безопасном расстоянии. А если это состав с боеприпасами? Скорей бы появлялся этот проклятый эшелон…
Читать дальше