Скорее всего, уже тогда, в пору своих преподавательских вдохновений Фотий увлёкся (и самых способных учеников увлёк) составлением грандиозного свода критических статей и пересказов «прочитанных нами книг». Сам будучи страстным библиофилом, он собрал у себя в доме богатейшую коллекцию произведений греческих авторов разных эпох — от языческих мудрецов до христианских богословов. Задуманному своду было присвоено название «Мириобиблион» («Множество книг»). Это была попытка составить общую панораму становления греческой мысли и греческого художественного слова. Попытка дать толкование, с точки зрения христианина, всему тому, что в творчестве древних философов, ораторов, учёных, прозаиков достойно быть прочитанным и сегодня (Фотий исключил лишь поэзию и драматургию).
Из его предисловия к «Мириобиблиону» явствует, что всего для рассмотрения было отобрано 279 книг и что они предварительно прочитывались и подвергались оценке на занятиях, и лишь потом составлялись письменные пересказы их содержания или критические очерки. Похоже, Фотий не выставлял себя перед подростками недоступным и всезнающим оракулом. Не понукал их к «мёртвой тишине». Любил слушать не меньше, чем говорить. Да и смешно бы ему вести себя высокомерно с теми, кто был всего-то на семь — десять лет моложе его.
Разве обязана учёба быть скучной? Разве может красота вызывать зевоту? Возьми на свой выбор любое слово — как оно прекрасно устроено! Рассмотри всякую букву — она великолепна по совершенству линий. Начерти её с любовью, и ты уже почувствовал в себе художника красоты. Запечатлей её с помощью резца на мраморной плите, и ею будут любоваться тысячи. А предложение из трёх-четырёх слов — уже целый памятник, монумент. Произнеси слово, а затем и предложение нараспев, с распахнутым сердцем — в тебе родится музыкант. Слыша музыку слова, ты лучше разумеешь его смысл, и наоборот. Имеющий уши да слышит… Ты с малых лет знаешь, что это слова Христа, призыв, обращенный к каждому из нас. Они давно стали для всех пословицей. А сколько ещё Христовых пословиц-поговорок в евангелиях?..
Так, увлекая учеников, увлекаясь сам, Фотий собрал целую книгу пословичных изречений. Вместе же собрали и «Лексику» — учебное пособие с этимологическими опытами, попытками определения изначальных смыслов слов. А в дополнение к «Мириобиблиону» у него в школе появился в те же годы и справочный «Словарь» — для скорейшего разыскания нужного автора и насущной книги.
Вот ещё лирическое и одновременно педагогическое откровение из позднейшей переписки Фотия. Обременённый поистине тяжелейшими для его впечатлительной натуры заботами патриаршего служения, он вспоминал счастливые часы общей с учениками работы над заветной книгой: «Когда я оставался дома, я испытывал величайшее из наслаждений, созерцая прилежание учеников, — то рвение, с которым они задавали вопросы; их длительные упражнения в искусстве вести беседу, благодаря которым и формируется знание… их настойчивое изучение методов логики, чтобы отыскать истину, их обращение к богословию, которое ведёт разум к благочестию, — к тому, что увенчивает все занятия. И такой хоровод был именно в моём доме».
Воспоминания Фотия так живописны, что, кажется, ещё миг, и мы расслышим в этом хороводе звонкий, взволнованный голос солунского отрока. Константин наверняка был в толпе тех, кто провожал Фотия до ворот дворца и терпеливо дожидался наставника у входа в училище. И, скорее всего, он уже числился среди учеников особо поощряемых. И потому особенно старательных. Ведь даже искусный учитель не в состоянии скрыть, что кому-то из своих подопечных он благоволит всё же чуть больше, чем остальным. Не так ли и ученики Христа не могли не заметить про себя, что юного Иоанна из всех его галилейских родичей и сотоварищей строгий Дидаскал держит ближе всех к сердцу?
О Льве, втором из столичных наставников Константина, которого агиограф называет по имени, ученики передавали друг другу мнения то восторженные, то заставляющие задуматься и поумерить свой пыл. За глаза его почтительно называли Великим Львом, и у него же было почётное прозвище
Математик. Пик его мирской и церковной славы приходился на время правления василевса Феофила. Теперь же маститый муж пребывал в опале, будучи смещён с митрополичьей кафедры в Фессалониках. Но что-то странное было в этой опале: Льва не только никуда не сослали, но ещё и вернули в Константинополь. И доверили возглавить философскую школу, которая располагалась не где-то на отшибе, а в триклинии Магнавре Большого дворца. Это при том, что сам он от юности, говорят, вовсе не стремился ни к придворным почестям, ни к драгоценным церковным облачениям. А теперь умудрялся даже в столице вести жизнь учёного отшельника, равнодушного к известности и деньгам.
Читать дальше