Юрий Лощиц - Кирилл и Мефодий

А потому как раз впору оказалось для князя доставленное ему то ли из Нитры, то ли от мимоезжих купцов-всезнаек мнение: ладно бы Рим, но по-настоящему худы дела у Мефодия с совсем другой стороны; сильно он прогневил византийского цесаря тем, что напрочь отбился от своего царства. Потому и застрял в Велеграде, что Константинополь его добром теперь уже не встретит…

По княжескому разумению, всё как будто совпадало с таким слухом. Более шестнадцати лет минуло, как братья-византийцы сюда пожаловали. И послал их не нынешний император Василий, а ещё Михаил, которого этот Василий сжил со света. И приехали греки всего на три-четыре года. Но Мефодий после смерти брата не отбыл из Рима прямиком домой, в свой Царырад, а напросился в епископы сюда. Значит, точно, ещё с тех пор страшится цесаревой расправы?

А потому пусть и этот слух гуляет без препятствий по Велеграду. Надо, чтобы и грек услышал то, что о нём все знают. Пусть усмирит свой владычный норов…

Агиограф Мефодия не утаивает от читателей злорадной сплетни, подделанной под горькую правду. Но тут же, как о великой радости для всех сподвижников владыки, сообщает о письме, полученном из Константинополя.

Будто сам Господь положил на сердце государю милосердное попечение о старом уже человеке, и эти простые, идущие от души слова приветствия и пожеланий:

« Отче честный, вельми тебе желаю видети. То добро сотвори потрудися до нас, да тя видим, дондеже ecu (пока пребываешь) на сем свете, и молитву твою приимем ».

Что и говорить, Мефодий вряд ли надеялся получить однажды такое письмо. Оно было от человека, которого он если когда и видел среди придворных лиц, то лишь мельком, потому что тот был конюхом из Македонии, пусть и приближённым, благодаря столичному ипподрому и царёвой конюшне, к самому трону. Письмо было от василевса, взявшего власть насильственным способом. От императора, который почти сразу после своего воцарения отправил в ссылку патриарха Фотия, а как раз Фотий вместе с убиенным Михаилом III и собирал его и Философа в Моравскую землю. Правда, не так давно Василий вернул Фотия из ссылки и восстановил его в патриаршем достоинстве. Может быть, теперь как раз Фотий — а кто же ещё? — и подсказал государю послать письмо старому Мефодию, который, неизвестно, жив ли — нет?

Но что ему догадки строить! Надо, не откладывая надолго, собираться. Путь не близок, а время ненадёжно.

Житийный отчёт о поездке скуп на слова:

« Абие же (вскоре) шедшу ему тамо, прият и (их) с честью цесарь великою и радостью и ученицы его похваль, удержаша от ученик его попа и дьякона с книгами. Всю же волю его сотвори, елико хоте, и не ослушав ни о чесом же (не воспрепятствовал ни о чём), облюбль (обласкал) и одарь вельми, проводи и пакы славьно до своего стола. Тако же и патриарх ».

Для нужд биографического повествования этому отчёту также понадобится посильная реконструкция, включающая в себя и наиболее вероятные психологические мотивировки событий.

Итак, Мефодий следовал в Константинополь с избранными учениками. Он догадывался, что государь захочет не только поглядеть на увенчанного сединами Христова воина, так долго исполнявшего на чужбине особое поручение своей державы, но и узнать: а в чём всё же за такой немалый срок преуспели два его подданных — этот старый солунянин и его покойный брат?

Для того и были с Мефодием священник, дьякон, певчие. Владыка очень надеялся, что и патриарх Фотий, и василевс выразят желание послушать славянскую литургию, и эта служба станет, как и в Риме когда-то, самым достоверным свидетельством его с Философом трудов.

А потому и книги везли, по которым будут читать и петь. И ещё Евангелие с Апостолом и Псалтырью в исполнении лучших моравлянских книгописцев и художников — это уже для даров и василевсу, и патриарху. Вообще владыка постарался, чтобы книжная поклажа, следующая с ним в великую столицу, представляла собой добротные списки всех богослужебных переводов, которые они с Кириллом успели осуществить.

Да, время даже слишком ненадёжно. Не было у Мефодия уверенности в том, что вихри последних лет, едва не разорившие саму славянскую церковь в Моравии, угомонились насовсем. Что, если опять они пронесутся по нивам, сокрушат, втопчут в прах побелевшие колосья? Хотя бы часть жатвы нужно собрать в крепкие меха, отвезти и ссыпать в более надёжную, по его предчувствию, житницу.

Церковь болгарская, как он узнавал по дороге, похоже, снова восстанавливает порушенные было отношения с константинопольской патриархией. Там и сям открываются у болгарских славян новые епархии, сельские приходы. Но служат-то, как и раньше, по-гречески! Долго ли такое взаимное неразумение продлиться может? Вот где пригодились бы его сметливые моравские дети с их знанием славянского богослужения.