Эмир Кустурица: Эмир Кустурица. Автобиография

Кризисы и войны изменились, и со временем умение забывать стало формой утешения. Иначе как бы человек смог свыкнуться с порочными идеями современного мира? Как он смог бы, к примеру, согласиться участвовать в войне во имя гуманизма? Когда вы принадлежите к маленькому народу, который отказывается покорно следовать идеям великих держав и в самый разгар передела мира настойчиво задается вопросом «Где наше место в этой истории?», великие державы забрасывают вас бомбами, которые называют «ангелами милосердия» [2] Такое название в НАТО дали бомбардировкам Сербии весной 1999 г. . После подобных событий забвение играет решающую роль в процессе адаптации. Чем быстрее вы забудете нанесенные травмы, чем быстрее заново сформулируете злополучный вопрос в первом лице единственного числа: «Где мое место в этой истории?», тем скорее вы сможете двигаться дальше. То же самое в личной жизни: чем быстрее ты забудешь оплеуху, полученную на перемене, тем скорее сможешь заново влюбиться. Но в забвении все же содержится некая доля памяти, существенная составная часть, на которую опирается история. И не только в случае со сломанным в драке носом.

Когда я был тинейджером, подростки с больших площадей Нью-Йорка, Лондона и Парижа стояли в очереди, чтобы купить новые диски «Битлз», Брюса Спрингстина, Боба Дилана. В наши дни молодежь выстраивается в очередь за iPhone 4 . В этой ситуации тоже приходит на помощь забвение. Дилана засовывают в дальний ящик и со спокойной душой живут в мире, где вещи, ставшие центром притяжения, заменили наших любимых героев, воспевавших любовь и свободу и боровшихся с несправедливостью. То же самое забвение заставляет нас принять элементарные принципы научных знаний, которые в итоге похоронят нашу древнюю культуру в подвалах музеев. Разумеется, изобретатели iPhone не предполагали, что их игрушка подтолкнет людей к забвению, но случилось именно так. И в залах ожидания, где царствует это забвение, всегда найдется свободное место, куда можно задвинуть героев, унесенных временем.

Я отношусь к тем, кто считает забвение фактором выживания, но я отказываюсь следовать сегодняшним тенденциям. В наши дни толпы людей похожи на кур с птицефабрики, память которых ограничивается последним приемом пищи. Забвение даже использовали для того, чтобы разработать теорию конца света, которая захлестнула мир в девяностых годах прошлого века. Проповедники либерального капитализма предложили нам отречься от нашей культуры и нашей личности, чтобы броситься в водоворот технологической революции, призванной направить наши судьбы в строго определенное русло и регулировать наши жизненные процессы. Это высокомерное заявление разбудило во мне желание возобновить мои связи с памятью, а также свести счеты с забвением.

Я хочу написать книгу и навести порядок в моих мозговых извилинах, по которым бродит множество воспоминаний. С помощью ангелов-писарей, научивших меня думать и говорить, я хочу извлечь из этого нагромождения мыслей то, что может исчезнуть навсегда, как солнце за тучами. Будет неправильно, если все, что когда-то волновало мою душу, станет недоступным после моего ухода в вечность, в то время как кто-нибудь из моих любопытных потомков будет пытаться установить со мной связь, чтобы раскрыть важную тайну своего происхождения.

Я хочу избежать любых недоразумений. А также избежать судьбы телефонного абонента, которому тщетно пытаются дозвониться родственники и друзья, не зная, что его больше нет в мире живых, и после бессчетного количества звонков слышат в трубке лишь женский голос, равнодушно повторяющий: «Вызываемый абонент временно недоступен».

В 1961 году Юрий Гагарин полетел в космос, а я отправился в школу. Полет первого человека в космическое пространство готовился заранее, за Гагариным стояла целая команда экспертов. Подготовка моего похода в школу легла на плечи моей матери, поскольку отец уехал по делам в Белград. Моя мать Сенка зажгла плиту, нагрела воды и посадила меня в таз. Пока она терла мне спину кухонным куском мыла, я услышал, как она плачет.

— Почему ты плачешь, Сенка? Это же мне идти завтра в школу, а не тебе.

— Я не плачу, сынок, — ответила она, вытирая слезы, — но я расстроена. С завтрашнего дня начинается новая жизнь.

Я не понимал, почему мать плачет, но по поводу новой жизни ситуация прояснилась на следующее утро.