Бенгт Янгфельдт - Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

4 августа Раулю исполнился 21 год. С днем рождения его поздравили не только самые близкие родственники, но и другие Валленберги: Маркус с Амалией и Кнут с Алис. Телеграммы были лаконичны и однотипны: “Лучшие пожелания”. То, что патриархи клана таким образом продемонстрировали свое внимание к дню рождения Рауля, не было случайностью: с этого момента он стал совершеннолетним, и его будущее внутри семейной империи следовало обсудить со всей серьезностью. “Мальчик смышленый, и для такого, как он, юноши, вне всяких сомнений, полезно собрать опыт разных стран мира, – писал Кнут Валленберг Май фон Дардель за неделю до дня рождения Рауля. – Как только Папа Густав окажется в пределах слышимости, я поговорю с ним о будущем мальчика”.

Рауль со своими американскими друзьями.

Рауль и сам сознавал, что в его жизни наступил новый этап. Перед Рождеством он написал Маркусу-младшему, прося его “прислать парочку адресов”, с тем чтобы он смог расширить круг своих американских знакомств. Додде это сделал, но только семь недель спустя, поскольку “был завален работой разного рода”. Рекомендательные письма были написаны двум его нью-йоркским друзьям, Роберту Ловетту и Джеймсу Варбургу, представителям финансовых кругов, имеющим тесные контакты с Enskilda Banken . Письма идентичны, формальны и совершенно лишены личных чувств: “Если бы Вы были так любезны и предоставили ему информацию любого рода и все, что могло бы помочь ему достичь цели его визита в Вашу страну, я был бы чрезвычайно признателен. Заранее благодарю Вас за какую бы то ни было любезность, оказываемую ему”.

Одним из вопросов, обсуждавшихся Маркусом-старшим и Густавом во время их встречи в Каннах, стали “перспективы Рауля на будущее”. Вместе с сыновьями Якобом и Додде Маркус-старший уже несколько раз “обсуждал необходимость укрепления исполнительных сил” в руководстве банком и в как-то “предложил… подумать о том, чтобы со временем приобщить к банку Рауля”. “При этом я подчеркнул, что, хотя он и учится в США на архитектора, кровь предпринимателя, текущая в его жилах, еще возьмет свое, и я полагал, что будет и уместно, и правильно, если ему дадут шанс в банке”. На это сыновья отвечали, что Рауль “конечно же, талантлив”, но они опасаются, что он “слишком болтлив”.

Решения о будущем Рауля и работе в банке принято не было. Во время бесед в Каннах Маркус сослался на скептицизм своих сыновей и дал Густаву понять, что Раулю “было бы полезно до некоторой степени обуздывать свою красноречивость”, которую он унаследовал от бабушки и прабабушки по отцовской линии. Согласно Маркусу, они были “известны неиссякаемой болтливостью” – чертой, характеризовавшей, впрочем, и отца Рауля. Так как Маркус был “заинтересован в Рауле”, он намекнул Густаву, что было бы уместно при случае “сделать ему предупреждение”. Поскольку Густав “решительно оспаривал, что Р. слишком красноречив”, Маркус не увидел причины “педалировать этот вопрос”, после чего разговор перешел на другие темы. (Что касается “красноречивости” Рауля, то ни один из братьев не был в курсе дела, поскольку они редко общались с ним; диагноз относительно болтливости Анни Валленберг они, однако, поставили правильно: эта черта была в ней так заметна, что, согласно единодушным свидетельствам, делала общение с нею затруднительным).

В течение сессии, длившейся пять недель и предшествовавшей следующему семестру, Рауль работал над “очень интересной проблемой”, касавшейся housing , то есть дешевого жилья для рабочих. В остальном, сообщает он бабушке Анни, со времени рождественских праздников он сделал не так уж много, только изучал шведскую архитектуру для выпускной работы.

Были планы, что Рауль закончит учебу в Энн-Арборе уже к концу лета 1934 года и после этого поедет в Южную Америку, чтобы приобрести знания о так называемых торговых фронтах. Идею подал, естественно, Густав Валленберг, желавший, чтобы Рауль поработал в небольшой “торговой фирме” на каком-нибудь из новых мировых рынков. Он считал, что “мальчик уже получил исчерпывающее теоретическое образование, но остается завоевать знание о жизни и практических вещах”, ведь и архитектор должен знать, “как делаются дела”.

Летом 1934 года Рауль стал учить испанский, “чтобы оказаться чуть лучше вооруженным для возможной поездки в Южную Америку”, хотя и сомневался в целесообразности такого проекта до выпускных экзаменов. “Чем больше я думаю о поездке в Южную Америку, тем больше мне кажется, что лучше бы отложить ее до окончания университета, чтобы, завершив образование, использовать все преимущества от пребывания там”, – писал он Густаву Валленбергу в письме, в котором впервые всерьез поставил под сомнение мудрость дедушкиных планов: