Пирмин Майер - Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

Тезис о том, что болезнь пришла в Европу из Вест-Индии, хотя и имеет под собой основания, не раскрывает ситуацию полностью. Верно то, что проникновение болезни в различные регионы тесно связано с торговлей и путешествиями. Сторонники лечения сифилиса гваяковым деревом воспринимали происхождение болезни из Нового Света на уровне догмы. Гогенгейм, со своей стороны, утверждал, что болезнь появилась в Европе около 1480 года (VII, 189). Ему было ясно, что во времена Адама ее не существовало (VII, 433). В другом месте врач пишет о длительном инкубационном периоде болезни, который занял более семи столетий (VII, 445). Если мы вспомним, что первые случаи заболевания СПИДом в западном мире относятся к 1960 году, можно прийти к аналогичному выводу о том, что массовое заражение населения Европы венерической болезнью в 1494 едва ли могло произойти за краткий период времени, не превышающий одного года. Несомненно, что военные походы, проституция и многие другие реалии времени ускоряли развитие болезни. Большая часть тезисов о сущности и распространении фрамбозии, или сифилиса, в начале Нового времени в Европе до сих пор не выходит за рамки предположений.

По мнению Гогенгейма, эта болезнь была тесно связана с астральной причиной, называемой Венерой, в основе которой лежит страсть к роскошной жизни и расточительству, а также медико-терапевтическим фактором, который он, в соответствии с учением о язвах, называл крепинусом (VII, 187). Не без профессионального удовлетворения Гогенгейм констатировал, что схоластическая медицина не способна предложить возможный путь исцеления от сифилиса. Не имея в себе творческого потенциала, она основывалась на положениях античных ученых, которые на этот раз не могли поделиться с ней собственным опытом (VII, 188).

Если отождествить Венеру с исторической констелляцией, тягой к роскошной жизни, алчностью и сладострастием, а крепинус – с лечением язв, то кажется, будто учение Парацельса о сифилисе легко объяснимо. На деле же все обстоит гораздо сложнее.

В системе знаков, употребляемой Гогенгеймом, каждому внешнему признаку в силу известной аналогии и в соответствии с законами пропорциональности соответствует признак внутренний. Оба включают в себя похожесть и непохожесть. Человек не находится в безоговорочном подчинении у созвездий, но в то же время управляется ими. То же самое относится и к различным веществам. В этом смысле воздействие лекарств в рамках рассматриваемой системы понималось иначе, нежели в современной медицине. «При назначении лекарств, – писал Гогенгейм, – не нужно учитывать их массу. Ибо кто может взвесить солнечный свет или воздух, а тем более spiritum arcanum?» (VII, 300) Между этой концепцией и современной естественнонаучной фармакологией лежит огромная пропасть. Необходимо также отделять общепринятое понимание этой практики от астрологических теорий Гогенгейма. Планета Венера, будучи матерью этой болезни, распространяет свою ответственность на нижнее небо. Последнее включало в себя такие факторы, как время, инстинктивность, а также границы свободы (VII, 192), которые, впрочем, не обязательно навязывались людям извне. По мнению Гогенгейма, мудрый человек нейтрализует влияние созвездий (VII, 189). В то же время созвездия определяют основные тенденции в развитии природы и управляют ходом болезни (VII, 188). С Венерой связаны определенные впечатления и многие естественные импульсы. Она сравнивается с женщиной, «которая, если захочет, начинает виснуть на каждом мужчине» (VII, 397).

Для Венеры, которая, пребывая на небе, символизирует собой сеятеля, роскошь служит полем, на котором и всходят посевы. Как и Венера, роскошь приходится «матерью» болезни. С другой стороны, язвы, которые развиваются из отравленной матрицы и возвещают наступление сифилиса, выступают в роли «отцов» (VII, 192). Так называемая сладострастная «роскошь» скрывает в себе ядовитую или отравленную субстанцию, намерение или готовность. В мешанине причин болезни невозможно отделить друг от друга внутренние и внешние факторы. Страсть к роскоши сравнима с особым чувством голода, утоление которого ведет к переполнению желудка (VII, 252). «Человек обжирается и набивает свое брюхо, однако не утоляет при этом плотскую страсть» (VII, 262). Но плотская страсть также нуждается в пище! Так называемая роскошь одновременно и телесна (VII, 297), и духовна. Она обладает как женскими, так и мужскими свойствами (VII, 313). Неправильно отождествлять ее со спермой, «которую можно увидеть глазами» (VII, 297). Дух, который наделяет семя способностью к деторождению, не следует путать со spiritus peccans, в основе которого лежит страсть к роскоши и наслаждениям. Обе силы действуют рядом друг с другом. В то же время между ними происходит коварное расщепление, которое становится последней причиной болезни. Понятия роскоши и Венеры обладают одновременно и духовными, и вещественными характеристиками, а имея физическое измерение, они вследствие этого подвластны хирургическому искусству (VII, 314). Внешние и внутренние констелляции действуют совместно (VII, 390), и, без сомнения, в этой до конца непонятной мешанине причин существенную роль играет грех.