Олег Смирнов - Эшелон (Дилогия - 1)

Я присматривался к нему напряженно. Во что вылилась его поездка? Не учинил ли чего с неверной женой, черт бы их съел, этих неверных жен! Буду ждать, не полевая виду, что тревожусь.

Головастиков кипул пятерню к пилотке:

- Товарищ лейтенант! Разрешите доложить? Рядовой Головастиков прибыл в распоряжение.

Я козырнул ответно, подал руку. Головастиков сжал ее. Потом сунул мне бутылку:

- Вам подарочек, товарищ лейтенант. За то, что уважили, отпустили...

Нашел что дарить. Я отрицательно покачал головой:

- Благодарю, по...

- Уважьте, товарищ лейтенант. От души...

- Спасибо, Головастиков. Но не пью. Завязал. Выпейте уж лучше сами с товарищами, всем понемногу.

- Не. Я тож завязал. Будь она проклята, окаянная. Тож не пью больше.

- Давай сюда, - сказал Колбаковский, - мы ей найдем применение.

Толя Кулагин блеснул разномастными глазами:

- Товарищ старшина, меня не обделите!

- Разберемся без подсказок, сами грамотные. Но гарантирую; коллективной пьянки не будет.

- А индивидуальная? - не отставал Кулагин.

Старшина зыркнул на него, сухо произнес:

- Товарищ Кулагин, я б на твоем месте не претендовал. Потому - у тебя здоровье не дозволяет, подорвано в плену. Ты что, враг своему здоровью?

- Об моем здоровье не печалуйтесь, - сказал Кулагин. - И плен не пристегивайте.

Головастиков распатронил вещмешок, стал угощать Гошу, меня, солдат. Свиридов стонал от восторга:

- Гляди-ко! Шаньги! Шанежки! Шанечки! Гляди-ко! И клюква! И медвежатина!

Нину Головастиков не угощал, за него это сделал Колбаковский. Все жевали, хвалили. Кулагин брякнул:

- Небось жипка собирала?

- Кто ж еще? - Головастиков скрипнул зубами. - Не убил я ее, курву. А ведь дело прошлое, товарищ лейтенант, ехал-то я, чтоб прирезать... Головастиков начал громоздить этажи мата, во, покосившись на Нину и на меня, спохватился: - Мысля была одна - зарезать! У меня трофейная финочка наточенная, лезвие - четыре пальца, аккурат до сердца достанет...

Я аж похолодел. Значит, это все могло быть? Значит, и Головастиков и я были на волосок от трибунала? Ну и ну! Неужели пронесло? Слава тебе, господи. Если ты есть.

- Я все прикидывал, все прикидывал. И в теплушке, и в трамвае уже. Как войду в дом, как скажу: "Молись, курва" - и фгшочкой ее, финочкой...

Солдаты притихли, перестали жевать. Нина с испугом смотрела на Головастпкова. Я подумал, что зря он выкладывает, но прерывать не буду. В конце концов, пускай выговорится, быть может, полегчает.

Головастиков больше не матерился, однако пи разу он не назвал жену по имени, только "моя курва".

- Ну, вошел я в комнату, она мне на грудь... Нечайком обнял, учуял ее тело. И не поднялась рука. Опосля легли с ней, она у меня сладкая, курва-то моя. Льет слезы, причитает, кается, а я злюся, что раскис перед бабой... Ну, пожил я денек и чую: не могу. И быть с иен не могу, и зарезать не могу. На рассвете собрался, она гостинцы соорудила. С тем и отбыл... - Головастиков скрпппул зубами так, что у меня мороз пробежал по коже. - Опосля войны не возвернусь к ней. Потому - все-таки зарежу, ежели будет рядом. Через педелю, через месяц, через год, а зарежу. Потому - не прощу. Я ведь, знаете, через что с моей курвой спознался?

Спас ее от хулиганов, вечером в парке пристали, хотели снасильничать. Я услыхал крик, напролом в кусты, раскидал шпану, ну, и мне досталось, плечо ножом раскровенили. Встречаться мы зачали с ней, обженились... Спрашивается в задаче: надо было спасать ее от снасильников, чтоб она опосля снюхивалась с кем ни попадя?

Э, все это пустой разговор, лягу-ка я сыпануть...

Он лег на пары, укрылся с головой шинелью. Это в жару-то.

Никто его не стал утешать, да и меж собой солдаты, словно по уговору, не касались рассказанного Головастпковым. Видимо, в этом был немалый такт: почувствовали глубину чужой беды, которую лучше покуда не бередить скоропалительными выводами, дежурными утешениями и советами.

Спустя десять минут Головастиков откинул шинель, сел, вытер пот со лба. Сказал:

- Через ту курву матерь с сестрами не повидал. Про теток и говорить нечего. Мысля была - побыстрей бы уехать из города, от греха... Но город, доложу вам, Новосибирск, стало быть, все же такп разглядел. Родина ж моя... Разросся Новосибирск сильно.

- Это точно, - поддакнул Логачеев. - Едем по Сибири, видим: много в городах заводов всяких. Понимаем: оборонная промышленность! Без нее и войну как выиграешь?

- Тыл крепко помог, выиграли, - сказал Мнкола Симоненко. - Знамя Победы над рейхстагом! Вот мы какие!