Элизабет Ланди - Тайная жизнь великих композиторов

Голоса кастратов, сочетавшие высоту женских голосов с мощью мужских легких, были настолько общепринятым стандартом, что даже когда женщинам разрешили выступать на публике, кастраты продолжали оккупировать сцену. Больше всего кастратов поставляла Италия, хотя эта операция была объявлена вне закона во всех городах итальянского полуострова. Закон обходили по-разному: заявляли, что мальчики неким странным образом пострадали во время сельхозработ либо переболели необычной формой свинки. Прославившиеся кастраты запрашивали несусветные гонорары. А самые знаменитые требовали, чтобы их любимые арии вставляли в каждую оперу, которую они исполняли, даже если эти арии были написаны другими композиторами и не имели ничего общего с происходящим на сцене. (Эти коронные номера назывались «чемоданными ариями», поскольку исполнители возили их за собой из города в город.)

На протяжении более ста лет, начиная с середины 1600-х, любая опера должна была включать по меньшей мере одну партию для кастрата, иначе эту оперу сочли бы ненастоящей. В середине 1700-х в Италии ежегодно кастрировали до четырех тысяч мальчиков, но затем под воздействием общественного мнения от такого способа начали отказываться. В девятнадцатом веке кастратов появлялось все меньше и меньше. Последним был Алессандро Морески; он умер в 1922 году, дожив до эры звукозаписи. И благодаря этому обстоятельству мы до сих пор можем услышать его неестественно высокий голос.

И бедные, и богатые жители Венеции поголовно ходили слушать оперу. Разумеется, жирные сливки общества не желали смешиваться с низшими классами. Аристократы сидели в приватных ложах в верхних ярусах, проводя время за игрой в карты и обильным ужином. (В ту пору зрители непринужденно общались меж собой в течение всего спектакля; требование почтительной тишины в театре — недавний феномен.) Во время долгих речитативов любимым развлечением сильных мира сего было сбрасывать на головы простонародья, сидевшего внизу, апельсиновую кожуру, а также плевать на них.

Вивальди не только сочинил музыку к «Четырем временам года», но и написал сонеты, тематически соответствующие четырем частям произведения. Откровенно говоря, его поэзия не блещет ни глубиной, ни своеобразием, зато пробуждает в памяти знакомые картины и чувства. Например, «Осень»: «Шумит крестьянский праздник урожая. / Веселье, смех, задорных песен звон!» [2] Перевод Владимира Григорьева. В «Зиме» мы находим такие строчки: «На зимнем просторе ликует народ. / Упал, поскользнувшись, и катится снова. / И радостно слышать, как режется лед / Под острым коньком, что железом окован» [3] Перевод Владимира Григорьева. .

Кроме стихов, Вивальди написал непривычные указания для музыкантов. Вторую часть «Весны» следовало исполнять как «лай собаки», первая часть «Лета» была призвана пробудить ощущение «истомы, вызванной жарой», а вторая часть «Осени» должна была напомнить слушателям о «пьяницах, которые погрузились в сон».

Современные музыковеды утверждают, что по причине этого дополнительного словесного материала «Четыре времени года» можно считать первой в мире музыкальной поэмой. Публика горячо откликнулась на усилия композитора — согласно журналу «Классические диски» (Classic CD), «Четыре времени года» стали самым популярным классическим произведением всех времен и народов.

23 ФЕВРАЛЯ 1685 — 14 АПРЕЛЯ 1759

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: РЫБЫ

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: НЕМЕЦ; ЗАТЕМ ГРАЖДАНИН АНГЛИИ

МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: БАРОККО

ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «МЕССИЯ» (1741)

ГДЕ ВЫ ЕГО СЛЫШАЛИ: ПО РАДИО, В ТОРГОВЫХ ЦЕНТРАХ И В ЦЕРКВИ НА КАЖДОЕ РОЖДЕСТВО И ПАСХУ

МУДРЫЕ СЛОВА: «Я БЫ ОГОРЧИЛСЯ, УЗНАВ, ЧТО Я ВСЕГО ЛИШЬ РАЗВЛЕКАЛ ИХ. МНЕ ХОТЕЛОСЬ СДЕЛАТЬ ИХ ЛУЧШЕ».

Георг Фридрих Гендель в первую очередь известен одним своим произведением и даже одним фрагментом этого произведения: хором «Аллилуйя» из оратории «Мессия». Равно полюбившийся церковным певческим коллективам и производителям телерекламы, хор «Аллилуйя» — воплощение торжества и радости.

Однако оратория «Мессия» была вовсе не тем торжеством, которого жаждал Гендель. Себя он ценил прежде всего как сочинителя опер, а вовсе не религиозной музыки. Однако многолетние успехи и слава оперного импресарио улетучились вмиг, когда английская публика резко утратила интерес к пышным постановкам композитора. Вот тут-то Генделю и пришлось заняться сочинением чего-либо иного, кроме опер: он взялся за оратории в духе «Мессии» лишь потому, что выбирать было особо не из чего. Так что, когда в следующий раз будете слушать «Аллилуйю» и публика поднимется с мест на первых волнующих аккордах, вспомните: Гендель предпочел бы увидеть подобную реакцию на представлении одной из его опер.