Бубнов Викторович - Спартак - 7 лет строгого режима

Дасаев и Женька Кузнецов отсутствовали по уважительным причинам: первый уехал играть за сборную мира, второй — в олимпийскую сборную. Думаю, меня бы все равно нашли, никуда бы не делся. Впрочем, мог бы и на квартире у Бескова посидеть, подождать его. То есть я дал Бескову шанс. Вызови, поговори по-человечески. Но Бесков сказал: «Нет, ты иди на собрание, но молчи. Понял меня?»

Это мне очень не понравилось. Я понял, что Бесков считает, что я ему чем-то обязан. Но я не был его рабом! Квартиру он мне дал? Я эту квартиру заработал. Машину? Я даже ее не просил. Мы с ним враги, а он мне приказывает.

Я возмутился, но сказал: «Все понял, Константин Иваныч».

По натуре я не заговорщик. Никогда ни одного тренера не снимал, но и своего мнения не скрывал и мог высказать его в лицо. А здесь Бесков чуть ли не приказывал мне молчать на собрании, где решалась его судьба. Он понимал, что если я буду молчать, остальные и слова не скажут. Побоятся. И это было действительно так.

Приезжаю на «Волге» на собрание. Ко мне сразу подскакивает Бокий: «Федя Черенков спрашивал, о чем ты будешь говорить. А я не знаю».

Мы с Бокием дружили. Федор подумал, что он в курсе дела. Тоже заговорщик! Но я ни с Бокием, ни с Дедом не общался на эту тему. Собрание было чистой инициативой Старостина.

Пока ехал, действительно думал, что говорить. А сказать надо было грамотно. Задача была не в том, чтобы отомстить, а в том, чтобы показать Бескову истинное лицо команды, потому что времена изменились.

Когда-то я говорил Бескову, что, если он будет нуждаться в моей помощи, обязательно помогу. Однако Бесков тогда лишь усмехнулся, мол, ты сам себе помоги. И вот настал момент, когда он реально нуждался в помощи. Вся команда, как и несколько лет назад на таком же собрании, только в ЦК, была настроена против Бескова. Но тогда я спросил: «Кто вместо Бескова?» И это его спасло.

В 1988 году ситуация была еще хуже, но Бесков, похоже, этого до конца не понимал. Я всегда стоял за него горой, но после того как он стал меня гнобить, прежнего отношения быть уже не могло.

Бокий спросил меня: «Так что ты будешь говорить?» — «Начну — услышишь. А ты лучше подумай о своих детях и говори по ситуации, как посчитаешь нужным».

Началось собрание. Шляпин сидит весь красный, рядом высокое профсоюзное руководство.

«Мы приехали, — говорит, — разобраться в делах команды. Хотим вас всех послушать».

Все молчат. То есть Бесков правильно рассчитывал. Если я не выступлю, никто ничего не скажет. И Дед тоже это понимал. Но еще он понимал, что я в очень плохих отношениях с Бесковым. Стояла жуткая тишина.

И я говорю: «Давайте я первым начну, все же я старше всех».

Но сижу, не встаю. По лицам руководителей понимаю, что они готовы слушать меня даже лежащего.

Однако начал я не с дел в «Спартаке» и не с Бескова. И это, как мне кажется, очень повлияло на дальнейший ход собрания. В 1987 году, когда мы стали чемпионами, нам обещали «Волги». Но не дали.

Заканчивается 1988 год, играем мы неважно и, по словам Бескова, машин мы тогда не заслуживали.

Обращаюсь к профсоюзному руководству: «Вы нам обещали машины?» — «Обещали». — «Тогда в чем дело? Люди заработали машины, надо их отдать. Списки тех, кто заслужил, у вас же есть».

А списки были составлены еще в 87-м. Помню, как Хаджи бегал и спрашивал, кто хочет «Волгу», а кто «Жигули». Меня только не спросил.

Подхожу к нему: «А почему ты меня не записал? Я хочу «Волгу». — «У тебя же есть!» — «Какая разница, есть или нет, не твое дело. Разве я не выиграл чемпионат? Меня тоже записывай. Не запишешь, иду к Бескову».

Конечно, он записал.

После моих слов о том, что надо отдать машины, нам сказали, что завтра нам придут открытки! В советское время такие открытки давали право на покупку машины. То есть бесплатно мы ничего не получали!

Народ сразу расслабился. Ничего себе, Буба накатывает на такое руководство и машины выбивает для всей команды! «Волги» тогда по 40 тысяч рублей шли на черном рынке. Говорили, что продать их можно через Юру Суслопарова, у которого были знакомые на Кавказе. Потом только мы с Пасулько появлялись в Тарасовке на «Волгах».

«Волги» я выбил.

Думаю про себя: «Теперь, Константин Иваныч, пришла ваша очередь».

Но здесь надо немного вернуться назад. В том же 1988 году, после одного из матчей на «Динамо», ко мне подошел журналист из еженедельника «Футбол» Юрий Ваньят. Выхожу, усталый, из душа.

И вдруг Ваньят: «Ты слышал? Бесков написал заявление об уходе».