Бубнов Викторович - Спартак - 7 лет строгого режима

Правда, не знал, что по молодости Иванов и Стрельцов были в плохих отношениях с Бесковым. Он даже хотел их отчислить из «Торпедо», но в итоге они сами Бескова отчислили!

Я никогда ничего нигде не просил, но разговор начался так.

Иванов: «Александр! Трехкомнатная квартира, «Волга» и все, что тебе надо».

Я: «Валентин Козьмич! Спасибо, конечно, но мне ничего не надо. Дело не в квартире или машине. У меня в «Динамо» дела плохи, и я не хочу там оставаться».

Прямо отказать Иванову я не мог. Спасло меня то, что был офицером.

«Мы бы тебя сразу взяли, именно такой игрок, как ты, нам нужен, но ничего не получится».

И я перекрестился.

У «Торпедо», которое принадлежало автозаводу имени Лихачева, были огромные возможности, но с «Динамо» ему трудно было тягаться. А Дед в «Спартаке» имел прямой выход на Виктора Гришина, первого секретаря Московского горкома партии. Там силы были помощней. Через Гришина Дед решал любые вопросы.

С Ивановым мы расстались. Торпедовец из меня не получился. Да и не мог получиться, потому что я мечтал только о «Спартаке».

Спартакиада, где я впервые играл под руководством Бескова, на какое-то время отвлекла меня от мыслей об уходе из «Динамо». Сборную Москвы решили создать на базе «Спартака» и «Динамо», а во главе ее поставить Константина Ивановича.

Я попал в предварительный список кандидатов. Перед Спартакиадой предстоял сбор команды, и я рассчитывал на нем оказаться. После поражения в Самаре в последнем туре перед месячной паузой в чемпионате настроение было поганым, и мне не хотелось в «Динамо» заниматься не пойми чем, сидя на базе в Новогорске.

Автобус в Тарасовку, где должен был проходить сбор, отправлялся от Сокольников. Я пришел пораньше. Федор Сергеевич Новиков, помощник Бескова, на меня как-то странно посмотрел. Я внутренне удивился, но ничего у него не спросил. А когда после победы на Спартакиаде спустя месяц вернулся домой, мать рассказала мне историю. Оказывается, как только я ушел из дома, появился Ловчев. И сказал: «Саше не надо приезжать на сбор». Ловчев жил напротив меня, и потому кто-то из руководства «Динамо» попросил его к нам зайти. Но он опоздал и меня не встретил.

Приехали в Тарасовку. Бесков увидел меня, но ничего не сказал. У него была плохая черта: никогда не говорил игроку, что тот не нужен или отчислен. Он эту неприятную функцию на Старостина перекладывал.

Казалось бы, вызови человека, поговори с ним, объясни, в чем дело. Но Бесков не хотел, и Деду приходилось что-то выдумывать. Иногда он прямо говорил: «Не знаю, почему тебя Бесков выгоняет». Хотя на самом деле все знал, но хитрил. Уже в «Спартаке» я понял, что Дед далеко не всегда бывает честным и искренним. А позже и вовсе перестал ему доверять, и это стало одной из причин, почему я решил не оставаться в «Спартаке».

Так вот. Приехал я тогда в Тарасовку, пообедал.

Появляется Бесков: «Здравствуй! Ты что такой грустный?»

Отвечаю: «А чему радоваться, Константин Иваныч? В «Динамо» все плохо».

А Бесков считал, что раз футболист приезжает в сборную, должен быть в хорошем настроении. В тот момент он не набрался духа сказать мне, что я ему не нужен, а Старостина рядом не было. Решил по-хитрому сделать, и это сыграло мне на руку. Бесков думал дать мне потренироваться, а потом уже отчислить.

Но Сан Саныч Севидов, хотя «Динамо» играло плохо, заложил такой фундамент, что для всех «максималка», которую дал Бесков, была смерти подобна, а для меня оказалась ерундой.

В итоге Бесков меня оставил, а убрал защитника Сергея Пригоду из московского «Торпедо». Мне в той сборной достаточно комфортно было, потому что половину ее составляли динамовцы — Пильгуй, Маховиков, Никулин, Петрушин, Якубик и Максименков. За три спартакиадные недели я ближе познакомился со Старостиным и успел побывать на его знаменитых собраниях.

Деду было все равно, с кем их проводить — со сборной или с клубной командой. Называлось это политинформацией, и никто не горел особым желанием на ней присутствовать. Дасаев говорил, лучше бы в карты поиграли. Но Дед к политинформациям относился серьезно. Бывало, сядет, разложит газеты и начинает рассказывать.

Он любил читать и интересовался политикой. Читал «Литературную газету». Среди людей искусства у него было много друзей и знакомых. Когда мы летели куда-нибудь за границу или в советскую глухомань, Дед собирал все газеты и с толстой пачкой садился в самолет. Читал весь полет и был в курсе всех дел. Так что его лекции были любопытными, он к ним готовился и рассказывал интересно.