Ани Чоинг Долма - Меченая

Требовалось вырыть большой колодец, установить в нем два насоса, прорыть шестьсот метров канализации и создать резервуар емкостью сто пятьдесят тысяч литров. Через год работы были завершены. Теперь двести домов, а также наша школа и ближайший монастырь постоянно снабжаются водой.

В конечном счете, система водоснабжения стоила мне больше пятидесяти тысяч евро. А жители деревни просили у меня 1480 евро. Получается, что я почти в тридцать раз превысила начальную сумму, — но тут я действовала свободно, безо всякого постороннего давления. Более того, в результате была решена важная проблема, и вся деревня наконец получила воду. Жители Пфарфинга и я объединились в одно «мы» — и это самое главное. В глубине души я очень горжусь тем, что провела воду в деревню: обычно в непальских деревнях именно женщин заставляют носить тяжелые ведра. Мне удалось хоть как–то облегчить им жизнь, а для меня это значит очень много.

В то же время моя сценическая карьера поднимается на новую ступень, и все благодаря одному телефонному звонку. Однажды я услышала в трубке голос Нхио Байрахраи, известного в Непале композитора, с которым я не встречалась ни разу в жизни. И буквально по прошествии нескольких месяцев он стал писать для меня музыку — и продолжает заниматься этим до сих пор. А тогда… несколько вежливых фраз, и он переходит к делу:

— Ани Чоинг, я обратился к вам потому, что написал песню, посвященную далай–ламе…

— Это чудесно! И о чем в ней поется?

— О силе его доброты, сострадании… Я хочу вставить несколько фраз на тибетском между куплетами, вы не могли бы мне помочь? Я просто не хочу ошибиться со смыслом.

Я принимаю приглашение Нхио Байрахраи и приезжаю к нему на студию. Там композитор знакомит меня со своими работами, и они производят на меня приятное впечатление. Я глубоко восхищена музыкой Нхио Байрахраи. Со временем мы становимся хорошими друзьями, и однажды я обращаюсь к нему с предложением:

— Как ты смотришь на то, чтобы написать музыку для меня?

— Для мантр?

— Да, это поможет придать им новое звучание, так сказать, осовременить…

И мы приступаем к делу. Приходится много работать, чтобы найти подходящую тональность.

В один из дней я нахожусь в студии, а Нхио Байрахраи сочиняет музыку для гимна учителю. Мелодия трогает меня до глубины души, в ней слышится мольба, совсем как та, что живет в моем сердце со дня смерти моего наставника. Я вдруг понимаю, что это именно то, что я искала. Тогда Нхио Бай- рахрая знакомит меня с автором текста, Дургой Лал Шрестхой, известным и уважаемым поэтом Непала. На вид ему лет семьдесят.

При встрече с ним я вдруг осознаю, что передо мной стоит один из самых очаровательных мужчин, с которыми я когда–либо была знакома. Меня глубоко трогают его чуткость и умение слушать. Хотя сначала он не горит особым желанием писать для меня: он меня совсем не знает, его смущает то, что я монахиня; в общем и целом, он сомневается. Поэтому я прихожу к нему домой и пою по–тибетски без инструментального сопровождения, чтобы он мог услышать мой голос и манеру исполнения. И он слушает. Жители Непала не привыкли к тому, что кто–то может петь мантры. Как и люди во всем мире, они любят народную музыку своей страны, а еще им очень нравятся индийские песни восьмидесятых годов, обработанные в стиле техно. Но вот мантры… Их слушают в монастыре, в храме, а не дома на диске. Такого еще никто не предлагал. Тем не менее Дурга Лал Шрестха идет на риск. После прослушивания он замечает с воодушевлением:

— Я не понял ни слова… Но потрясен до глубины души. Это великолепно, просто великолепно! Никогда еще не слышал ничего подобного…

— Спасибо, я очень рада, что вам понравилось. Мне действительно кажется, что нам стоит попробовать работать вместе.

— Согласен. У тебя талант. Твой голос — это подарок небес…

Он явно очень впечатлен, и это меня радует. Мы начинаем работать, иногда по десять часов без перерыва. Сидим в студии, сочиняем песни, подбираем к ним музыку — полностью погруженные в творчество, мы забываем о еде и сне. Я согласилась с тем, чтобы разнообразить мой традиционный репертуар, сделать его современнее, но при этом настаиваю на сохранении духовной стороны. Я хочу, чтобы мои песни несли положительный заряд, делали людей лучше; хочу говорить с людьми о любви и надежде, о том, что каждый из нас может измениться. Когда я пою, то не воспринимаю себя как буддистку, индуистку или христианку. Я славлю человека.