Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха

26 сентября Далерус прилетел в Берлин и вместе с Герингом отправился к Гитлеру. Фюрер пребывал в агрессивном настроении и, слыша поток победных реляций из Польши, был полон заносчивого самодовольства. Британцы, видимо, не понимали, что заключение мира на условиях status quo ante [17] Положение, существовавшее ранее (лат.). , другими словами, уход немцев из побежденной Польши был невозможным. Теперь уже русские на пару сотен километров продвинулись к западу, оккупировав восточную часть Польши и встав вдоль заранее обусловленной демаркационной линии, проходившей через Брест, по Бугу и через Львов. Если бы случилось невероятное и Гитлер согласился вывести свои войска, то Сталин бы свои, естественно, не отвел и, учитывая существующую ситуацию, вряд ли стал бы долго мешкать, прежде чем оккупировать остальную часть Польши.

Поэтому Гитлер просто сказал Далерусу, что англичане могут добиться мира, «если они этого хотят» и «если они поторопятся». Он однозначно не собирался уходить из Польши, но приготовился дать гарантии того, что нейтралитет Голландии и Бельгии будет немцами уважаться, что Западный вал, или линия Зигфрида, будет «неизменным западным рубежом Германии» и что «Германия больше не стремится ни к каким завоеваниям ни на Западе, ни на Балканах». Что же касается Польши, то он собирался включить районы, где проживают этнические немцы, в Германию и Австрию, а остальную часть использовать для переселения и как «богадельню» для евреев.

На следующий день Биргер Далерус отбыл в Голландию, где ему была вручена специальная виза британским послом сэром Невиллом Бландом и организован срочный перелет в Лондон. По мнению Геринга, он не мог прибыть в более подходящий момент. Британский премьер-министр Чемберлен уже созрел для начала переговоров о мире.

«Он наступит не в результате поражения на поле боя, — писал Чемберлен примерно в это время (в письме своей сестре от 11 ноября 1939 года), — но как следствие осознания немцами того, что они не смогут победить и что им не стоит дальше худеть и беднеть ради войны, когда они могут получить немедленное облегчение, не поступившись, возможно, ничем из того, о чем они так пекутся».

В этот раз Далерус беседовал с сэром Александром Кадоганом, заместителем министра иностранных дел, и он рассказал ему о желании Геринга встретиться в нейтральной стране для мирных переговоров. Геринг предлагал, чтобы это был разговор «солдата с солдатом» с кем-нибудь вроде генерала Айронсайда, тогда начальника имперского генерального штаба. Он также упомянул о «сроках», как их обозначил Гитлер на их встрече 26 сентября. Кадоган был настроен скептически.

— Все это или кое-что из этого, должно быть, чудесно, — сказал он, имея в виду предложения, — но мы не можем верить слову или обещаниям нынешних правителей Германии.

Герингу они могут доверять, стал настаивать Далерус и принялся горячо описывать серьезные и искренние намерения его доброго друга Геринга привести «эту ненужную войну» к мирному завершению.

Замминистра пообещал сообщить об инициативах шведа кабинету. Он так и сделал, и в результате мнения членов кабинета разделились. Чемберлен и его ближайшие соратники предполагали, что Геринг может состоять в каком-нибудь из антигитлеровских заговоров, которые тогда зрели в Германии, и, видимо, были убеждены, что фельдмаршал готов предать фюрера, чем демонстрировали полное непонимание его характера. (Парадокс: он никогда не входил ни в какие антигитлеровские заговоры, но — и в этом заключалась определенная ирония — в случае убийства или ареста Гитлера некоторые из главных заговорщиков, и среди них Канарис (руководитель абвера), Ульрих фон Хассель и братья Кордт (видные германские дипломаты) считали его единственным возможным главой нового режима.)

«Его [Гитлера] окружение тоже должно уйти, — пишет Чемберлен сестре, рассуждая о необходимости устранения фюрера, — за возможным исключением Геринга, который мог бы занять какой-нибудь декоративный пост в переходном правительстве».

Другая фракция в кабинете (возглавляемая Уинстоном Черчиллем, тогда еще не премьером, а военно-морским министром), которая была сильнее, твердо считала, что Польша должна быть восстановлена in toto caelo [18] Полностью (лат.). ее завоевателями и к тому времени, когда это реально можно сделать. На фоне такой позиции мирные инициативы Геринга, а вместе с ними активность Далеруса постепенно теряли смысл. Уильям Девис, специальный американский эмиссар, посетивший Геринга в октябре 1939 года, нашел его уже явно менее агрессивным в попытках примирения, но по-прежнему убежденным в необходимости мира. (Даже шесть месяцев спустя, беседуя с Самнером Уэллзом, заместителем государственного секретаря Соединенных Штатов, Девис говорил: «Ситуация была ясной. Германия хотела только мира… и вину за все военные действия следует возлагать не на Германию, а на ее противников…» и был готов перед богом и людьми утверждать, что Германия не желает этой войны. [Это, безусловно, было так — этой войны, в той форме, которую она приняла, не желал даже Гитлер, и она могла устраивать только одну державу — Советский Союз.])