— Я всегда сторонился шумных сборищ.
— Что так? — насмешливо прищурился офицер. — А пьяные кутежи — для вас тихие игры?
— Так я не про то, — вяло попытался защититься Борис.
— И я не про то, — полковник успокоил его небрежным мановением ладони. — Мы тоже за то, чтобы отделять так называемое общественное движение студенчества от проказ золотой молодежи. Я понимаю, что вам, Борис Вальдемарович, не удалось избежать болезней вашего возраста и, так сказать, захотелось перебеситься. Но игрища великосветских петиметров требуют средств. Притом немалых. Ваши же обстоятельства отнюдь не таковы. По рождению и благосостоянию вам, очевидно, трудно было угнаться за товарищами, с которыми вы водили дружбу?
Борис промолчал.
— Откуда же вы доставали деньги на удовольствия? — вел свою линию полковник. — Шампанское? Барышни? Ипподром?
— Не знаю, ваше высокоблагородие.
— Это не ответ, милостивый государь! — резко отрубил офицер и вкрадчиво спросил: — Быть может, вы просто не желаете ответить на мой вопрос? По закону, господин Сталбе, вы имеете такое право.
— Мне и вправду затруднительно отвечать, поскольку никаких особых трат я себе не позволял. Все больше по пустячкам. Скромные студенческие пирушки…
— Выходит, вы сами на себя наговаривали? — Полковник надавил пружинный звонок.
Из боковой задрапированной двери неслышно возник грузный, высокий мужчина с удивительно знакомым лицом. Напрягаясь до тошноты, Борис силился вспомнить, где он встречал этого человека с пятном на лбу и крохотными усиками. Но ничего не складывалось в темном провале памяти, где бледные стеклышки разбитого калейдоскопа никак не закреплялись в мало-мальски симметричный узор. Зато перед глазами мелькала какая-то налитая светом хрустальная разгранка, а в ушах то вспыхивал, то пропадал разухабистый дикий мотив:
Та-ра-та, ра-та, я не хочу, та-ра-та, ра-та, я хохочу!..
Раз-раз — и ножка кверху, и поворот с задиром юбок-оборок. Но когда? Где?
— Вам знаком этот господин, Борис Вальдемарович? — не поворачивая головы, спросил полковник.
— Пауль! — обрадовался Борис. — Пауль! — закричал он истошно, и темная вода в голове разошлась. Он сразу все вспомнил! Точнее, почти все. Во всяком случае, многое. — Как ты здесь очутился, Пауль? — приподнялся он с места и потянулся с протянутыми руками. — Скажи же хоть что-нибудь.
— Попрошу сесть! — прихлопнул ладонью офицер и сделал тому, в ком признал Борис недавнего попутчика, знак удалиться. — Я вижу, вы вспомнили, и крайне за вас рад. — Он удовлетворенно кивнул и зашелестел документами. — Тогда потрудитесь припомнить и это.
Плавно, даже несколько грациозно, полковник обогнул стол и, склонившись над Борисом, показал ему знакомый вексель.
— Узнаете? — спросил он, не выпуская бумаги из рук.
— Натурально! — живо откликнулся студент. — Чего же здесь особенного?
Особенность, однако, бросалась в глаза. Вместо знакомой записи четыреста рублей, в векселе значилась несколько иная сумма: одна тысяча четыреста. Подделка была произведена хотя и умело, но не настолько, чтобы ее не удалось обнаружить невооруженным взглядом.
— Что это? — испуганно спросил Борис и задохнулся от бурно участившегося сердцебиения.
— Вот именно? Что? — Полковник удовлетворенно вернулся в свое кресло. — Признаете вексель, Борис Вальдемарович?
— Да, но…
— Признаете, что уступили его другому лицу? — Полковник все повышал голос.
— Да, хотя…
— За сколько? — Офицер уже почти кричал, отбивая костяшками пальцев веселую барабанную дробь. — Почем продали?! Тарам-там-там.
— Двести рублей! Но, послушайте, ваше превосходительство! — со слезами взмолился Борис.
— Миленько! — Офицер сразу перестал барабанить и заговорил спокойным, будничным тоном: — Как же вы так обмишурились, мой дорогой?
— Но ведь вексель подделан! — смог наконец вставить слово студент.
— В самом деле? — Полковник не скрывал иронии. — И кем же?
— Понятия не имею. — Несмотря на весь ужас и неправдоподобную запутанность своего положения, Борис понемногу обретал себя. В нем возникло нетерпеливое желание жить и сопротивляться, проснулось чувство достоинства и справедливости. — Что это все значит в конце-то концов?
— Позвольте спрашивать мне, — холодно одернул его полковник. — Здесь я спрашиваю, а вы только отвечаете или не отвечаете, ежели последнее для вас предпочтительней. Итак, вы признали, что продали вексель за двести рублей господину, которого вам показали. Верно?
Читать дальше