Ф. Дикин - Дело Рихарда Зорге

Отклики, как и ожидалось, были негодующими и выражали удивление и ужас. Страна воевала, и чувства патриотизма и национальной богоизбранности достигли крещендо. Не удивительно, что те, до кого до сих пор не доходило никаких слухов о деле, были поражены, прочитав, что не только иностранцы — это не вызывало особого удивления, — но и японцы, причем из самых высоких официальных кругов, были арестованы как секретные агенты Коминтерна.

Во многих из появившихся комментариев сквозило нечто большее, нежели нотка классового чувства. «Правящий класс должен воспользоваться этой возможностью для беспощадной самокритики», — заявил лейтенант резерва в Саитаме. «Следовало бы лучше знать тех интеллектуалов из правящего класса, что держат в своих руках государственные секреты!» — гремел майор в отставке в Мияги.

Однако командующий японским императорским флотом выразил словами то, в чем были убеждены тысячи людей, когда заявил: «Я считаю само собой разумеющимся, что Коноэ был взят под стражу и что заявление не предавалось гласности из-за его нежелательных международных последствий».

Общее подозрение, что принц Коноэ был или будет арестован, проистекало не из того факта, что Одзаки был лично знаком с ним и некоторое время был неофициальным советником его первого кабинета. Сомнения относительно позиции Коноэ, расплывающееся пятно на его репутации и шепотки, что ширились по всей Японии и за ее пределами, в войсках и среди граждан, живущих за рубежом, — все это берет начало из сообщения о том, что Управление прокуратуры в Токио предъявило обвинения Инукаи Кен и Сайондзи Кинкацу.

Инукаи Кен родился в 1896 году и был старшим сыном Инукаи Цуйоси, премьер-министра, убитого ультранационалистическими фанатиками 15 мая 1932 года. Еще будучи совсем молодым человеком, он достиг известности как романист, однако в тридцатые годы вдруг занялся политикой и был избран в Парламент. Он глубоко интересовался китайскими делами, в которых его отец, до 1911 года помогавший многим китайским националистам, считался крупным специалистом. В 1929 году отец и сын присутствовали вместе на церемонии перезахоронения Сун Ятсена в Нанкине, и именно Инукаи Кен первым познакомился с Одзаки, и это знакомство очень скоро переросло в дружбу.

Их связывал Китай. Но необходимо подчеркнуть, что Инукаи часто встречался с членами Гоминдана и симпатизировал этому политическому течению, что неизбежно привело его, начиная с 1937 года, к критике, хотя и скрытой, методов и претензий японской армии в Китае. Короче говоря, он был либералом в те времена, когда признаваться в этом публично было не только не модно, но и просто опасно.

«Он показался мне (Одзаки об Инукаи) человеком, которому можно доверять, и он высоко ценил меня как специалиста по китайским делам. Благодаря таким особым отношениям я получал от него много информации о ситуации в Китае. Однако информация эта по большей части, была отрывочной, и я не помню подробностей».

Утверждая, что он не может вспомнить каких-либо подробностей о «фрагментарной» информации по Китаю, полученной от Инукаи, Одзаки не был ни уклончивым, ни неискренним. Можно утверждать определенно, что Инукаи никогда сознательно не выдавал своим друзьям никакую информацию секретного характера. Тщательное прокурорское расследование свело возможное нарушение закона со стороны Инукаи к обычной неосмотрительности.

Так, в начале 1940 года он позволил Сайондзи скопировать проект договора, заключенного между японцами и Вонг Чинвей, гоминдановским лидером, бежавшим из националистического правительства в Сунцине. Инукаи сам был главным архитектором этого соглашения, которое создавало базу для отношений между Японией и администрацией Вонг Чинвея в Нанкине, которую Токио должен был признать — хотя и не без тайных опасений — в качестве законного правительства Китая.

Первый параграф обвинительного заключения, составленного прокурорами по делу Сайондзи, выявил природу и последствия неосмотрительности Инукаи.

«Сайондзи Кинкацу его друг Инукаи Кен показал документы, содержащие так называемое Временное соглашение между Японией и Китаем от 30 декабря 1939 года, касающееся дислокации японской армии и военных кораблей в районе Китая. Он оставил ему копию этого документа, и спустя несколько дней Сайондзи передал эту копию Одзаки Хоцуми и таким образом выдал военный секрет, случайно ставший ему известным».

Одзаки, в свою очередь, тоже скопировал документ, который дал ему Сайондзи. Мияги навестил Одзаки, перевел копию документа на английский и передал его Зорге.