Игорь Оболенский: Романовы. Запретная любовь в мемуарах фрейлин

С обращением из мусульманства в православие Сафар Бей стал Георгием Шервашидзе.

После смерти Георгия трон занял его старший сын Дмитрий. Но Дмитрий прожил недолго, и правителем и Владетельным князем Абхазии стал мой отец Михаил.

Отец тогда находился в Пажеском корпусе в Петербурге и был фактически заложником. После смерти брата он немедленно получил офицерское звание и назначение в знаменитый Преображенский полк и стал генерал-адъютантом императора Николая Первого.

Когда родился мой старший брат, он сразу же был зачислен в Преображенский полк. Это была большая честь, которая оказывалась лишь детям императорской Семьи.

Вскоре командование полка, не понимая, что князь Георгий Шервашидзе еще совсем младенец, отправило письмо князю Воронцову, Наместнику на Кавказе, с пожеланием, чтобы новый офицер присоединился к полку.

На что князь Воронцов ответил, что если князь Георгий и примет приглашение, то прибудет в сопровождении кормилицы.

( Михаил Семенович Воронцов — генерал — фельдмаршал, в 1844–1854 годы — Наместник Царя на Кавказе. Во время военной кампании 1812 года сражался под началом Багратиона. Во время губернаторства в Одессе и в Крыму совершил множество дел во славу Отечества, за что был пожалован титулами графа и светлейшего князя. Во время губернаторства в Кишиневе становился героем эпиграмм Пушкина, находившегося в тех краях в ссылке и имевшего роман с женой Воронцова. Среди солдат пользовался большой популярностью. После его смерти в 1856 году родилась поговорка: «До Бога высоко, до царя далеко, а Воронцов умер». — Прим. перевод.)

Мой отец был выслан из страны, когда Наместником был великий князь Михаил Николаевич, младший брат Александра Второго.

( Великий князь Михаил Николаевич, четвертый сын императора Николая Первого, родной брат императора Александра Второго. Назначен Наместником на Кавказе б декабря 1862 года. Оставил должность Наместника 23 июля 1881 года. — Прим. перевод.)

Я не могу точно сказать, имел ли отец влияние на горные племена, жившие по соседству. Но после того, как эти племена признали своей верховной властью Россию и попали к ней в зависимость, правитель Абхазии России стал не нужен.

Официальным поводом для устранения отца, как это было преподнесено русским правительством и как мне много лет спустя говорил князь Мирский (отец Д. С. Мирского) — бывший военный советник Наместника на Кавказе, стал рапорт, полученный от графа Игнатьева, русского посланника в Константинополе. В нем он писал о том, что правитель Абхазии задумал нанять корабли и вывезти на них в Турцию свою семью и все имущество.

О репутации посла можно судить по его прозвищу «ментир-Паша» (обманщик). И его рапорт, скорее всего, был встречен с недоверием. Но на сей раз им воспользовались, так как он давал необходимое основание для избавления от законного правителя столь желанного региона.

О реальных обстоятельствах высылки моего отца русским правительством я случайно услышала через тридцать лет, когда возвращалась в Сухуми, столицу моей родины, на том же корабле «Юнона», который когда-то увез отца и его свиту.

Капитан, рассказывавший историю своим друзьям, вряд ли догадывался, что ее может услышать и дочь высланного Владетеля.

Оказалось, что мой отец получил письмо от Наместника на Кавказе, в котором тот приглашал его поохотиться на диких уток в Караиси.

Отцу предоставлялась свита из восьми человек с охотничьими собаками, которые ожидали его на корабле «Юнона», всегда стоявшем в бухте и находившимся в полном распоряжении Владетельного князя.

Отец принял приглашение и поднялся на борт. Но вместо того чтобы идти на юг, корабль взял курс на север. Отец спросил у эмиссара Наместника полковника Шатилова, который находился на корабле и сопровождал их, что означают подобные вещи.

Оказалось, что это именно Шатилов отдал капитану приказ изменить маршрут и вместо Караиси идти в Ростов.

По пути была сделана остановка в Керчи. Там вся свита сошла на берег, а мой отец продолжил плавание, сопровождаемый только небольшим количеством слуг и священником.

Вскоре после отъезда отца моя молочная мать отправилась вместе со мной в Ростов, где мы обнаружили и моего второго брата, прибывшего туда вместе со своими молочными братьями.

Мне кажется, я до сих пор слышу звук, который тогда приняла за смех, но который оказался горьким рыданием, доносящимся из комнаты брата. Ему предстояло попрощаться со своими молочными братьями.