А если бы вовсе не было этих смертных приговоров, этих тюрем, этих лагерных лет! Сколько бы ещё доброго и нужного для своей страны совершили люди, близкие Снесареву по своим подвижничеству, интеллигентности, державному, патриотическому духу. Но их ударили и сбили… и сбивают… на самой вершине их благородной и вдохновенной деятельности.
…Дороже всех — строка Сталина. Да и впрямь… «Клим! Думаю, что можно было бы заменить смертную казнь Снесареву 10-ью годами. И. Сталин».
Через недолгие года заполыхает самая страшная, самая кровавая для Отечества война. Как предупреждал об этой войне Снесарев в предисловии к книге Бернгарди! Конечно, он надеялся, что, может, у двух континентальных стран достанет благоразумия во второй раз не тягаться у одной и той же пропасти. Но ход истории ещё и иррационален.
Начнётся страшная война именно с немцами, и любимый сын его Александр, студент литинститута, поэт, помимо стихов написавший ещё и комедию «Четыре века любви», верный чести отца-офицера, добровольцем с первого курса уйдёт защищать Отечество в составе истребительного батальона. И поздней осенью сорок первого года погибнет под Москвой.
Снесарев покоится на Ваганьковском кладбище. Основанное у села Новое Ваганьково ещё во второй половине восемнадцатого века как кладбище скошенных чумой вскоре стало одним из крупнейших московских. В последующие века, особенно в двадцатом, чума проявилась совсем в иных образах, и знаменитый роман Камю «Чума» высвечивает лишь малую часть этой всемирной напасти.
Здесь похоронены многие великие люди: писатель и собиратель знаменитого словаря русского языка Даль, художники Суриков, Тро-пинин, Саврасов, композитор Верстовский, артист Мочалов, поэт Есенин; ещё братские могилы участвовавших в Бородинском сражении, в Великой Отечественной войне.
Близко от могилы Снесарева — могила Есенина. Поэтическая геополитика и геополитическая поэзия — так сошлись два сына Отечества.
Как разительно изменились родина и мир! Многое худшее повторилось. Его, Снесарева, пророчества свершились, и трагического хода его родины, да и всего мира, не поправить.
А возвращение его состоялось. На донской родине. В столице. В стране. В сегодняшнем мире, который он сумел постигнуть глубже, чем многие из ныне живущих.
«Судьбы царств и народов в руках Божиих», — сколько раз повторял Снесарев эти прекрасные, из старины-древности идущие слова. О непостижимом и неохватном проявлении их он постоянно размышлял, видя, как сумма неких случайностей определяет исход битвы, даже всей войны, на годы давая то или иное развитие значительному ареалу мира (Граник, Саламин, Канны, осада и разрушение римлянами Иерусалима, Каталаунские поля, Пуатье, штурм и разрушение крестоносцами Константинополя, битва у реки Сить и поражение разрозненной Руси от монголо-татарских войск, поле Куликово, Косово поле, победа христиан над турками у стен Вены, Маренго, Бородино, Ватерлоо, сражения у Мазурских озёр и под Верденом). И почему Англии неизменно «везёт», а Россия из века в век идёт страдальческим жертвенным путём, несёт неизбывный тяжёлый крест?
Или суждено так от века России нести этот крест, освящая своей крестной жертвой путь другим народам, часто спасая их. Временами Снесареву приходили такие нелёгкие мысли о миссии России, которые на военном поприще проявлялись наиболее очевидно. Как военный мыслитель, как человек, безукоризненно знавший военную историю своей страны и других стран, он всерьёз, без романтических славянофильских мечтаний об особом пути России видел этот особый путь как путь войн, которым проходила его страна, с неимоверно высокими потерями и наступая, и обороняясь. Но и очевидны для него недобросовестность и корыстный прагматизм «союзников» и «соседей». Поэтому Снесарев по высшему духовному, нравственному измерению не приемлет «лукавого Альбиона». Как и «лукавого Вашингтона» — ещё в начале двадцатого века. А они просто (и он это признавал) ревниво и жёстко блюдут свои интересы. А Россия — всю жизнь в режиме невыгодных начинаний или завершений, она — жертвенница, бескорыстница, всепомощница… а результат? «Не время ли подумать о себе, о своих немощах и сказать претендентам на наше великодушие: довольно, устали, надо же когда-нибудь подумать и о своей разваливающейся избе, и о своих голодных неграмотных детях», — вопрошал и призывал он ещё в первом десятилетии века двадцатого. Это справедливо и вполне соотносится с более поздними словами другого воронежца — писателя Андрея Платонова: «Россия тратилась на освещение пути всем народам, а для себя в хатах света не держала». А разве не так — после Второй мировой войны? Сталинские, хрущёвские, брежневские безвозмездные кредиты, с безоглядной советской помощью зарубежные стройки в миллиарды долларов, горбачёвско-ельцинское убеднение, разорение, разворовывание страны, ненасытные советники, имиджмейкеры, нувориши-олигархи, госчиновники-менеджеры… и несть им числа, nomina sunt odiosa.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу