Александра Богданович - Три последних самодержца

Часто появление нового влиятельного сановника, другие политические акции были лишь следствием прихотей не ограниченного законом и безотчетного в своих действиях царя. Это отличало и Александра II, и его сына Александра III, и последнего российского императора Николая II. Самодержцы так и не смогли понять, что России требовались глубокие социально-экономические реформы, без осуществления которых превращение страны в мощное, динамичное и органически развивающееся государство было невозможно. Для движения вперед требовались не паллиативные меры, а кардинальные преобразования. Однако старая власть, в силу своей исторической природы, была не способна их осуществить. Влияние привычек, традиций, амбиции и привилегий было столь велико, что часто сводило на нет даже те куцые преобразования, которые верховная власть пыталась претворить в жизнь. Люди прошлого не могли строить будущее. Отзвуки драматических коллизий «добрых» намерений с реальной действительностью нашли свое отражение на страницах дневника. С пристальным вниманием в салоне Богдановичей ловили все известия о перемещениях на высших ступенях чиновной лестницы, пытались увидеть в таких изменениях повороты государственного курса, предугадать будущее страны. Трудно назвать сколько-нибудь заметную фигуру на «сановном Олимпе», которая оставалась бы вне поля зрения Александры Викторовны. Оценивались они в категориях «хороший-плохой», что часто соответствовало понятиям «наш — не наш». Так как автор вела свои заметки более тридцати лет, то характеристики отдельных лиц менялись. Те, которым когда-то выставлялись лишь «плохие баллы», со временем начинали вызывать симпатии и — наоборот. Увидев первый раз С. Ю. Витте за столом в своей гостиной после его назначения директором Департамента железнодорожных дел, Александра Викторовна записала, что он «скорее похож на купца, чем на чиновника» (15 сентября 1889 г.). Однако впоследствии не могла не признать, «что он умен и хитер» (11 мая 1905 г.).

Примечательна в этой связи эволюция отношения Александры Викторовны к «патриотическим» союзам правого толка, возникшим в период революции 1905–1907 гг. в ответ на усиление радикальных и либеральных настроений в обществе. Консервативным воззрениям Богдановичей импонировали цели таких организаций, как «Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела», провозгласивших борьбу за сохранение в неприкосновенности исторических основ самодержавия, рьяно выступавших против всяких политических реформ и подвергавших постоянным нападкам не только левых, но и таких министров-реформаторов, как С. Ю. Витте и П. А. Столыпин. Лидеров крайне правых (А. И. Дубровина, Н. Е. Маркова, В. М. Пуришкевича, В. А. Грингмута и др.) сначала охотно принимали в салоне на Исаакиевской. Однако довольно скоро автор дневника пришла к выводу, что для убежденных черносотенцев корысть и личные амбиции выше политических убеждений, что в большинстве своем эти деятели неспособны делать «политику чистыми руками». Говоря о крупнейшей организации правого толка, «Союзе русского народа», она записала в 1908 г.: «Какие там все сомнительные грязные личности» (8 марта) и назвала это объединение «клоакой» (6 марта). Никаких симпатий к подобным союзам и их деятелям уже больше не питала.

В отдельных случаях симпатии и антипатии имели устойчивый характер. Скажем, грозный обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев ни разу не удостоился благожелательного отзыва, хотя по своим убеждениям всегда относился к реакционному крылу российского политического спектра, к которому принадлежали и которому симпатизировали супруги Богданович. «Вот низкий в полном смысле человек!» — записала Александра Викторовна о нем еще в 1888 г. (5 января) и до самого конца никаких добрых слов об этом деятеле не нашла. Такие суждения диктовались не идеологическими расхождениями (здесь особых разногласий быть не могло), а лично-служебными столкновениями между всесильным обер-прокурором и генералом Богдановичем, подвизавшимся на ниве «духовного ведомства», а автор заметок, естественно, держала сторону мужа.

Хозяйку салона занимали сведения и о фактах хищений, казнокрадства, взятках и многих других неблаговидных формах деятельности высших чиновных сфер, что стало там вполне обыденным явлением. Информации подобного рода было более чем достаточно. Конечно, делали гешефты и брали взятки далеко не все представители высшей администрации. Об этом следует сказать со всей определенностью. Однако для многих такая «деятельность» была в порядке вещей. Различные формы обогащения на руководящих постах провоцировались в значительной степени произволом, царившим в обществе. Людей, оказавшихся волею случая у кормила власти, часто отличала психология временщиков, будущее которых предсказать было невозможно. Отсюда — желание урвать «кусок пирога» сегодня, воспользоваться случаем для создания собственного материального благополучия. Отсутствие демократических институтов власти, свободной от цензурного гнета прессы и т. д. делали отдельного чиновника, какой бы пост он ни занимал, целиком зависимым лишь от вышестоящего начальства, которое требовалось «неукоснительно почитать» и образ действий которого служил примером для подражания. Метастазы коррупции всегда скрываются за фасадом любой авторитарной власти. И Россия в этом случае не была ни исключением из правила, ни каким-либо уникальным явлением. Записки Александры Викторовны высвечивают в этой связи одну очень интересную тему: о взаимоотношении неписаного дворянского кодекса чести (высшее чиновничество в подавляющем большинстве пополнялось представителями «благородного сословия») и часто беззастенчивым взяточничеством и казнокрадством должностных лиц. Здесь отчетливо проступают черты двойной морали, которая неизбежно вела к нравственной деградации высших слоев общества. Скажем, не вернуть карточный долг однозначно считалось позором, такой поступок имел следствием своего рода социальный остракизм, которому подвергался провинившийся.