Александра Богданович - Три последних самодержца

4 декабря.

Тревожные вести из Москвы: все 4 полка Московского гренадерского корпуса отказались повиноваться начальству.

7 декабря.

В Москве началась общая политическая забастовка. Все железные дороги, кроме Николаевской, забастовали. Электричество потухло, конки не ходят, и прочие беды. Из Риги и Митавы угрожающие известия. Эти губернии в полной анархии. Латыши поголовно восстали. Завтра, в 12 часов дня, ожидается здесь забастовка, подобная московской.

8 декабря.

Вчера объявленная здесь забастовка осуществилась. Железные дороги прекратили движение, электричество потухло, 70 тыс. рабочих пока бастуют. Завтра, говорят, и газет не будет. В вечернем выпуске «Молвы» напечатано на первой странице, при каких условиях прекратят забастовку.

9 декабря.

В Москве большие беспорядки. Толпы народа ходят по улицам с красными флагами. Войска их разгоняют. В Петербурге забастовка продолжается, но на улицах пока спокойно. В Тамбове, Козлове и уездах объявлено военное положение и усиленная охрана.

10 декабря.

В Москве ужасы творятся — стрельба, бои, бомбы. В Петербурге на улицах спокойно. Забастовка здесь не удалась, не идет дружно. А. П. Никольский пришел в 12 часов ночи просить Е. В. устроить казаков охранять редакцию «Нового времени». Так как «Новое время» выходит ежедневно, то его грозят разгромить. Е. В. сказал об этом по телефону Дедюлину, и охрану туда послали.

11 декабря.

Говорят, что в Москве стрельба продолжается, убитых и раненых до 10 тыс. человек. Пронесся слух, будто войска в Москве отказались стрелять.

12 декабря.

Все митинги запрещены. В эту ночь ожидают нападения на дворец, т. е. на помещение Витте. Приняты меры предосторожности. Хотя все это тревожно, но, по словам Бурдукова, Витте озабочен финансами. так как нет ниоткуда поступлений и государству придется объявить себя банкротом.

27 января.

Сегодня ранен в Севастополе адмирал Чухнин бабой, которую он тут же приказал своему ординарцу застрелить (сказал Севастьянов).

На Шлиссельбургском шоссе в чайную, в которой собирались лица, принадлежащие к «Союзу русского народа», брошена была бомба сегодня. Много раненых (сказал Бутовский).

31 января.

Снова, по-видимому, все закипает. Дедюлин сказал, что разрешение снова митингов добра не принесет. Он нетерпеливо ждет Лауница, который все не едет, струсил, боится, как и все время в Тамбове боялся, подставлял других под пули и бомбы.

Валь говорил, что корень наших бед — молодая царица, которая вся под влиянием Витте, ухаживает за его женой и за ним.

Грингмут вчера говорил про Дубасова, что он для усмирения еще годится, но как администратор никуда не годен, что если бы он прибыл в Москву за месяц до беспорядков, то была бы совсем другая картина, а так как он прибыл накануне открытия беспорядков, то и не удалось ему их подавить.

Сейчас Дедюлин сказал, что вчера в полночь был у Дурново, прямо спросил его, уходит ли. Дурново отвечал, что несколько часов назад был у царя, который очень был к нему милостив, благодарил его за его действия и просил его с той же неуклонной твердостью продолжать действовать, что он не уходит.

3 февраля.

Никольский вчера высказывал, что ни один министр так не игнорировал законы, как Витте, когда был министром финансов, — деньгами распоряжался бесконтрольно, срывал высочайшие повеления, что никогда у нас не было такого легкомысленного правительства, как теперь. Мнение Никольского, что проект Кутлера об отчуждении земель крестьянам прямо воспламенит всю Россию. В комиссии по этому вопросу под председательством Гурко, где сидит также Никольский, все против проекта Кутлера, который в частном заседании объявил присутствовавшим, что царь сочувствует его проекту. Наша главная беда, что царь — бесхарактерный, бездарный, он все губит.

Н. А. Зиновьев говорил, что в Гос. совете много тратится времени на болтовню, двое говорят, например, долго-долго, без всякого толку, Сельский делает резюме заседания шепотом, никто не слышит, записок о заседаниях не рассылается, затем, в общем собрании отбарабанивает докладчик доклад о предыдущем заседании, члены подписывают без оговорок, не ведая, что подписывают.

Витте за последнее время тянет все правее и правее в убеждениях, которых у него нет, и поэтому выходит, что «правая» в недоумении — его туманных мнений не может понять, ему не верит.