Александра Богданович - Три последних самодержца

Царь сделал выговор предводителю за дерзкую телеграмму, а все предводители изъявили свое сочувствие своему губернскому предводителю — и он стал у них героем.

Недавно у Витте был обед, на котором были Петрункевич, кн. Абамелек и другие. Говорят, что Витте за этим обедом так ругал царя, что, уходя, Петрункевич сказал Абамелеку, что он, Петрункевич, никогда не позволил себе так выражаться про царя, что Витте его превзошел, что по этому вопросу он по отношению к Витте — щенок. Этот рассказ со слов Абамелека был передан Павлову человеком, фамилию которого я забыла.

12 декабря.

Вчера А. А. Мосолов сказал насчет ожидаемого всеми давно уже правительственного сообщения, что сперва появится указ, а потом уже правительственное сообщение; что указ у царя, но он все не решается его подписать.

Тыртова вспомнила сегодня, как 24 марта 1897 года к ее больному отцу приехал царь и сказал, что он его поздравляет с бескровной победой, а именно с присоединением Порт-Артура. А теперь сколько крови уже за него пролито, и еще прольется!

Тыртова сказала, что вел. кн. Алексей Александрович мог бы себя хотя немного обелить, огласив бумагу, полученную им 26 января 1904 года от Ламздорфа, т. е. накануне дня, когда японцы напали на наш флот. В этой бумаге говорится официально, что хотя дипломатические сношения с Японией прерваны, но есть основания верить, что войны не будет.

14 декабря.

Наконец-то сегодня появились и указ, и правительственное сообщение. Про это сообщение сказал Штюрмер, что оно написано Ватаци, который был ярым консерватором при Плеве, а теперь он — либерал. Сказал он, что в этом сообщении чувствуется, что в нем выхвачено, урезано много, так что смысл его теряется, и оно никого не удовлетворит. Про «Указ» говорится, что он — повторение манифеста, есть только некоторые изменения.

Муханова, черниговского предводителя, лишат придворного звания.

15 декабря.

Теперь разговор про 2-ю эскадру, которая оказалась теперь 1-й и единственной при уничтожении Порт-артурской, что она слаба, что ее легко разбить, что дойдут ли еще все суда благополучно, «Бородино» работает всего одной машиной — вторая испортилась, что идти им всем крайне тяжело, что нигде не позволяют эскадре приткнуться, грузятся углем в море. Все это пишут офицеры своим семьям с пути. Они не знают еще, что в Порт-Артуре уже нет эскадры, что она уничтожена, они мечтают о соединении с ней, догадываются, какие суда выйдут им навстречу. Как все это тяжело читать всем близким! Сегодня Урусова, которая была в Мукдене, сказала, что Куропаткин решил взять японцев «измором». Но ведь и наши войска при таком обороте войны могут измориться. В сущности, это единственный способ, который остался Куропаткину, так как всюду мы были доселе разбиты и отступали всегда.

Внутри у нас тоже неприглядно. Сегодняшняя депеша, задержанная цензурой, говорит о протестах москвичей — 13 гласных губернского земства, разные князья и графы, по поводу поднесения царю адреса, представили особое мнение. Адрес же было предложено подписать царю по поводу правительственного сообщения. Протестуют москвичи против посылки адреса с разными мотивировками. В Берлине считают, что «царский указ означает полное поражение Министерства внутренних дел, отставка которого является, по-видимому, неизбежной». Московский университет, по депешам, закрылся.

16 декабря.

«Правительственное сообщение» и «Указ» никого не удовлетворили. «Указ» признают обманом, что сказанного там в жизнь не проведут, а «сообщение», по словам Вишнякова, только ухудшило наши дела; что о трех вещах не следовало там говорить, а именно — что касается «сборищ», земства и чиновников, все это так остро сказано, что это может иметь скверные последствия за границей. В непропущенной цензурой сегодняшней депеше «Агентства» является подтверждение слов Вишнякова, что «Берлинер Тагеблат» приглашает германскую публику, вложившую уже ныне чрезвычайно большие капиталы в русские займы, «воздержаться от участия в новом русском займе». Вот и ответ на наше глупое сообщение!

Демонстративные сборища и посейчас продолжаются. В день выхода правительственного сообщения в зале Павлова под председательством Кедрина собралось 600 человек чествовать воспоминание 14 декабря 1825 года, т. е. воспоминание бунта; и все это собрание присоединилось к проекту, написанному земскими представителями на петербургском земском съезде.