Николай Скоморохов - Служение Отчизне

Прощай, Болшево!

Прощай, любимая Москва с приветливым гостеприимным народом!

Прощай, сказочный Кремль, Красная площадь!

Впрочем, с Москвой не расстаются, Москву не забывают. Она навсегда остается в сердцах тех, кто побывал в ней хотя бы один раз…

Когда мы возвратились в часть с Парада Победы, друзья, как можно было ожидать, засыпали нас вопросами. Мы добросовестно отвечали, но ответить на все, конечно, не смогли. Каждый из нас все чаще подумывал о своей дальнейшей судьбе. Все чувствовали и понимали, что, пока была война, цель и интересы были одни, но вот она окончилась, и людей потянуло к мирным делам, к созидательному труду. Что делать? Кем быть?

Однажды кто-то приехал из штаба воздушной армии и доверительно сообщил: «Братцы, скоро будет война с Японией, формируются части».

О. Смирнов, В. Калашонок, П. Якубовский, я и другие спешно сочинили рапорта об отправке нас на восток.

Проходили дни. Мы настойчиво требовали удовлетворить нашу просьбу. Командир дивизии не выдержал, собрал нас и сказал:

— Сидите спокойно, там обойдутся и без вас. Во-первых, там находятся дальневосточники, дайте им возможность повоевать; во-вторых, кое-кого перебросили с запада. Надеюсь, справятся и без нас…

И действительно, через несколько дней было объявлено о начале боевых действий, а вскоре о разгроме Квантунской армии и капитуляции Японии. Так закончилась вторая мировая война.

«Теперь, — думали мы, — Родине не потребуется большая армия, а рабочие руки нужны».

Настала пора принимать какие-то определенные решения. Молодые, горячие, привыкшие действовать немедленно, мы были полны энергии, которая требовала выхода. Но настоящего применения своим силам мы не находили. Тренировочные полеты, которыми все в основном занимались, были для нас чем-то вроде развлечения.

Вскоре началась демобилизация. Первым эшелоном были отправлены девушки. Наши славные боевые подруги, прошедшие с нами фронтовые дороги и мужественно разделявшие все невзгоды и тяготы войны. Им было нелегко. Они обслуживали самолеты, укладывали парашюты, подвешивали тяжелые бомбы, оказывали медицинскую помощь и делали многое другое. Но никогда не сетовали на свою судьбу, не жаловались на трудности и всегда окружали нас такой заботой, такой лаской, что мы подчас забывали о войне, о недавних тяжелых боях, чувствуя себя так, словно перенеслись ненадолго в полузабытый нами домашний уют.

Прощание всегда тягостно, а с нашими девушками расставаться было особенно тяжело, несмотря на то что наши сердца, казалось бы, привыкли и к более горьким, безвозвратным потерям боевых друзей.

Потом отправили первую партию мужчин. День за днем наши ряды все более таяли. После лечения — проводы Бориса Кислякова. Вскоре демобилизовался Вася Гриценюк. Те, которые остались в строю, тоже поговаривали о демобилизации.

Как-то вечером ко мне заехал мой бывший однополчанин по 164-му истребительному авиационному полку Толя Мартынов. Его полк стоял под Бухарестом. Собрались летчики нашей эскадрильи: Витя Кирилюк, Вася Калашонок. К нам на огонек зашли ребята из других эскадрилий. Пошел ставший обычным разговор о том, что же делать дальше. Толя Мартынов, человек обстоятельный, рассудительный, всегда все раскладывал по полочкам… Вот и на этот раз он решительно отрубил:

— Война окончена, наша армия выполнила свою освободительную миссию на западе и на востоке. Сейчас наше место на производстве, в народном хозяйстве…

— Что собираешься делать-то в народном хозяйстве? — спросил Витя Кирилюк.

— Как что? — даже удивился Толя Мартынов. — Буду выращивать цитрусовые…

Ему, конечно, проще. Перед войной Толя закончил сельскохозяйственный техникум. Правда, и я до войны четыре года работал токарем и слесарем, чем втайне гордился. Но с тех пор как познал воздушную стихию, не мог себе представить, как это можно расстаться с самолетом.

Многие же из нас вообще не имели мирных профессий.

Прямо со школьной скамьи они попали в аэроклуб, авиашколу, а потом — на фронт.

Горячий спор затянулся далеко за полночь. Наиболее нетерпеливые высказывались за немедленную демобилизацию, другие — против, третьи, в том числе и я, считали, что надо поехать посмотреть, что делается в стране, а потом уж окончательно решить, где находиться — в строю или в народном хозяйстве. К этому времени и командование определит, кому из нас где быть.

Через несколько дней я обратился к командиру полка с просьбой о предоставлении мне очередного отпуска. Не хотелось ему меня отпускать: видимо, рассчитывал опираться на нас в первые месяцы командования, но и для отказа не было никаких оснований.