Анна Тютчева - При дворе двух императоров (воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II)

30 октября

Сегодня в 4 часа утра из Севастополя приехал курьером молодой граф Левашов с дурными известиями. 23-го в Севастополь прибыли молодые великие князья Николай и Михаил, а 24-го Меншиков атаковал высоты, занятые неприятелем. Бой продолжался с 6 часов утра и до 4 часов дня. Наши сначала захватили неприятельские позиции и заклепали 26 неприятельских пушек, но у нас не хватило подкреплений, неприятель оправился, и мы были оттеснены с большим уроном. Потери определяются в 5000 человек, выбитых из строя, из них 1500 убитых [59] Инкерманское сражение произошло 24 октября (6 ноября) 1854 г. Размеры катастрофы, постигшей русских, были значительнее, чем предполагали: по дополнительным сведениям, потери выразились в 2969 человек убитыми (в том числе 42 офицера) и 5791 человек ранеными (в том числе два генерала и 206 офицеров). . Вот печальное начало для наших молодых великих князей. Они остались невредимы, но рядом с ними адъютанты Альбединский, молодой Меншиков и Граббе были контужены, а генерал Соймонов убит. Это известие здесь всех крайне опечалило. Мне кажется, что мы накануне великих несчастий, предчувствие которых тяготеет над моей душой…

11 ноября

Два дня тому назад, войдя к цесаревне, я застала там великого князя за чтением вслух какой-то бумаги. Придя уже к концу чтения, я не уловила целого, но поняла, что это была нота Горчакова и что дело касалось мирных предложений. Окончив чтение, великий князь сказал мне: «Очень вас прошу ничего не говорить о том, что вы слышали». Я ответила, что мне было бы трудно говорить, не зная, о чем шла речь; но сегодня маленькая великая княгиня Александра Иосифовна поверила мне под строжайшей тайной [60] Подчеркнуто в подлиннике. , что возобновились мирные переговоры на основе четырех пунктов, гордо нами отвергнутых несколько месяцев тому назад. «Свободное плавание по Черному морю для всех европейских судов, свободный выход из устьев Дуная, отказ России от протектората над княжествами, наконец, протекторат Европы над христианами в Турции…»

14 ноября

Известия, привезенные сегодня утром курьером из Крыма, сообщают, что во время страшных бурь в Черном море погибло 30 неприятельских судов; огонь со стороны осаждающих затих, а в последние дни даже почти прекратился. Из неприятельского лагеря в Севастополь приходит много дезертиров; они жалуются на недостаток продовольствия. С другой стороны, союзники как будто укрепляются, чтобы расположиться на зимние квартиры.

Мы должны были уехать из Гатчины во вторник, но цесаревна нездорова, и отъезд отложен до субботы. Эта светская жизнь в деревне, когда возвращаешься к себе только для того, чтобы переодеться, в конце концов действует деморализующим и притупляющим образом. Никакой возможности нет ни читать, ни заниматься благодаря вынужденной близости с людьми, с которыми нет никаких общих интересов, ни умственных, ни душевных. Эта легкомысленная жизнь еще менее соответствует внутреннему настроению: важность событий должна была бы заставить самых поверхностных людей задуматься и сосредоточиться.

6 декабря

.. По вечерам у великой княгини мы теперь читаем мемуары об Александре I. Я часто чувствую, как при этом чтении кровь мне бросается в лицо. От царствования Александра I ведет свое начало эта странная и унизительная политика, приносящая в жертву интересы своей страны ради интересов Европы, отказывающаяся от всего нашего прошлого и нашего будущего ради того, чтобы успокоить мнительность Европы по отношению к нам. Мы бы хотели совсем не иметь тела, чтобы не смущать Европу даже тенью, от него падающей; к несчастью, у нас огромное тело, и, как мы ни стараемся казаться маленькими и в движениях и в словах, это огромное тело, как неимоверная бестактность, торчит перед носом Европы, которая, несмотря на всю рыцарскую учтивость Александра I и Николая I, не может примириться с вопиющей бестактностью самого факта нашего существования. Князь Алексей Орлов часто присутствует при этих чтениях у цесаревны. Он умеет говорить не стесняясь и хорошо рассказывает. На днях он говорил об отношениях императора Александра с Францией в ту эпоху, когда он заискивал у Наполеона. В то время французским послом при нашем дворе был Коленкур. Перед парадом император стоял у окна, ожидая появления Коленкура на набережной, и только тогда садился на лошадь. Дерзость Коленкура дошла до того, что он требовал от императора высылки из России французских эмигрантов, нашедших у нас убежище, и хотел навязать ему французских агентов для наблюдения в наших портах за недопущением в Россию английских товаров во время континентальной блокады, наложенной Наполеоном.