Петр Борисов - Черным летом

— Разрушить смычку между рабочими и крестьянами, оторвать деревню от советского города — вот чего хотят главари этого мятежа, — говорил нам Владимир Александрович. — Они воспользовались чрезвычайным обстоятельством — тяжелым экономическим положением на местах… Крестьянство сильно страдает, чувствуя близкий призрак голода, ощущая острый недостаток изделий рабочего производства. И надо раскрыть крестьянам глаза на правду, разъяснить им, что именно эсеры, организуя диверсии на железнодорожных путях, ведущих на юго-восток и в Сибирь, затрудняют подвоз хлеба к нашим фабрично-заводским центрам, чтобы остановить промышленные предприятия и тем самым не дать крестьянам товаров первой необходимости… Наш лозунг — неразрывный союз рабочих и крестьян. Призывайте крестьян как можно больше расширить посевные площади, как можно лучше засеять поля. В этом — выход. Помогите трудовому крестьянству в посевной и в уборке. Порой самая скромная практическая помощь в хозяйственных делах или в бытовом устройстве дает больше любого красноречия. Поймите, что в теперешних условиях вооруженная борьба с врагом — это еще не все. Перед нами тамбовское крестьянство. Середняки. Бедняки. Их необходимо как можно скорее высвободить из хаоса обмана, лжи, эсеровского террора. Необходимо без промедлений наладить порядок в губернии, укрепив Советы на местах, помочь в уборке и в посеве озимых. Делом покажите крестьянам, что такое союз между рабочим классом и крестьянством.

Таковы были задачи, которые партия поставила перед нами, участниками борьбы с антоновщиной.

Мы понимали, что в решении этих задач огромную роль должно было сыграть безупречное поведение наших бойцов и командиров среди местных крестьян. Крестьяне должны были как можно скорее на собственном опыте, собственными глазами убедиться в том, что есть бандиты и есть революционные рабоче-крестьянские войска, подлинно народная армия.

Моя память сохранила несколько эпизодов, на первый взгляд, казалось бы, маловажных, но очень характерных, показательных…

Помню, пришла наша бригада в село Рождественское. На улице я встретил пожилую крестьянку, лет пятидесяти пяти. Мы разговорились с ней. Она была матерью красноармейца, который, по ее словам, служил где-то на Украине.

— Как живете? — спросил я ее. — Обижают вас бандиты?

— Да, голубчик мой, все взяли, все!.. И теленка, и поросенка, и кур… А ведь что с нас взять-то? Век мы безлошадными были…

— А как банда называлась, кто вожак, не помните?

— Не знаю, право, не знаю… Нам ведь об этом не говорят. Стали у меня выпытывать: где твой сын, мы, дескать, ему напишем, и он вернется к тебе. А не скажешь — угоним тебя с собой, а избу сожжем… А я и впрямь не знаю, где сейчас мой сыночек, в какой губернии, два года уже не единой весточки нет. Уж я и не знаю, жив ли он…

Крестьянка пригласила меня в свою избенку. Одна половина ворот во двор висела на нижней петле, Другая валялась на земле. Бедность глядела на меня изо всех углов. В соломенной крыше зияла большая дыра. На улицу уныло смотрели три подслеповатых оконца с разбитыми стеклами. Кровати не было. Рваное ватное одеяло и еще какие-то лохмотья валялись на широкой крышке старого сундука…

— Дайте топор, — попросил я, — наши бойцы навесят вам ворота.

Крестьянка сначала недоуменно посмотрела на меня, а затем пошла и принесла топор со старым, искрошенным топорищем. Работать им было нельзя. Два наших кавалериста быстро насадили топор на новое топорище и починили ворота.

Я заглянул в огород, обнесенный невысоким плетнем… Хилая ботва картошки прежде времени безжизненно поникла под палящими солнечными лучами. Из пересохшей земли едва выступали хвостики морковной ботвы.

— Как с хлебом-то у вас? — спросил я хозяйку.

— Вот отведайте, если хотите…

И она вынесла из избы ломоть «хлеба» — липкого, с зеленоватым оттенком. Его с трудом можно было разрезать ножом. Крестьяне просушивали лебеду и растирали ее в ступе, добавляя горсть муки. Так получалась зеленоватая «мука», которая и спасала их.

А из соседнего двора доносился частый стук сапожного молотка. Там котовцы тоже время даром не теряли. Пожилая крестьянка-беднячка достала из сундука несколько рваных опорок и попросила бойцов:

— Может, почините, родименькие, а то хоть босой в холодную пору ходи…

Наши шорники принесли обрезки кожи для седел и тут же стали чинить крестьянскую обувь.

В этом же селе антоновцы перед самым нашим приходом насильно забрали всех лошадей, годных для кавалерийских рейдов. Но удрать далеко они не успели. Котовцы настигли их, дали бой и отобрали крестьянских коней. Этот табун мы пригнали в центр села и вернули лошадей их владельцам. Надо ли описывать, какой радостью и благодарностью светились лица мужиков, когда они повели лошадей к своим избам!