Петр Борисов - Черным летом

Летом сорок первого года он ушел добровольцем на фронт. Вскоре его танковая часть попала в окружение под Дорогобужем. Его тяжело ранило. Семье, в Москву, сообщили, что он убит. Но он выжил, был схвачен гитлеровцами. Потом три побега из немецких лагерей, борьба с фашизмом в рядах французского Сопротивления, плечом к плечу с коммунистами Франции. В январе 1945 года Ткачука еще раз хватают немецкие полицейские. Из лагеря его уже освободили британские войска.

После войны на долю Николая Степановича выпали новые испытания: приспешники Берия арестовали и осудили его как «изменника». Но старый боец и закаленный коммунист не был сломлен этим вопиющим беззаконием; после смерти Сталина он был полностью реабилитирован и восстановлен в партии.

…В Медное вернулись еще до захода солнца.

Котовского благополучно довезли до Сампура, а оттуда срочно отправили по железной дороге в Тамбов, где работала военврачом бригады его жена. Ольга Петровна была сильно встревожена внезапным ночным приездом мужа. Всегда спокойная, выдержанная, она взяла себя в руки и уже как врач осмотрела рану, перевязала плечо, наложила гипс. Ольга Петровна отвезла мужа в Москву, где его, по распоряжению командования Красной Армии, поместили в одну из лучших клиник — клинику профессора Мартынова.

Маститый хирург, работавший в госпиталях первой мировой войны, признавался потом, что он не знал до встречи с Котовским такого могучего и волевого пациента. Уже на третий день Григорий Иванович сказал ему:

— А не пора ли кончать, профессор? Хлопцы ждут. Передают, что новое задание получено, а я тут на пуховой перине полеживаю…

— Это мальчишество! — рассердился профессор. — Никуда я вас не пущу!.. И вообще, держите себя как больной. Прекратите лишние движения. Какая может быть гимнастика в вашем состоянии? Здесь госпиталь, а не цирковая арена!..

— Что касается физической культуры, профессор, — примирительно улыбнулся Котовский, — то вы не правы. Это я по личному опыту сужу. А опыт у меня солидный — многие годы каторжной тюрьмы, камера смертника. Могу вас уверить, профессор, что зарядка мне очень помогла и из тюрем бегать, и с каторги уйти, и ожидание казни пережить…

О беззаветной храбрости, военном таланте Григория Ивановича Котовского много рассказано, много написано. Мне, около трех лет жившему и воевавшему вместе с ним, как говорится, бок о бок, хотелось бы напомнить о некоторых чисто личных чертах его характера, которые, не менее его боевых подвигов, важны для каждого, кто хочет понять этого великолепного человека.

«В здоровом теле — здоровый дух», — гласит древняя истина. И всякий раз, когда читаю или слышу эту ясную и мудрую пословицу, я невольно вспоминаю Григория Ивановича. Он как бы являл собою неразделимо слитые мощь духа и мощь тела. Его железный характер помогал ему переносить тяготы жизни, а железный организм постоянно придавал силы его неукротимому духу.

Вспоминается один эпизод. Наша бригада остановилась в одном селе, расположенном на берегу речки Ржакса. Полевой штаб мы разместили в доме местного священника.

Просторный, хорошо обставленный дом пустовал: батюшка вместе с домочадцами поспешно удрал при нашем подходе и примкнул к антоновцам, дабы помочь им пастырским благословением и словом божьим.

Стоял знойный летний день… Я вошел в гостиную, где, казалось, было попрохладнее, и мое внимание сразу привлек массивный шкаф, плотно набитый книгами и подшивками журналов. Надо отдать должное, батюшка был большим книголюбом и читал книги «светского» содержания. На полках стояли тома Надсона, Короленко и даже Льва Толстого и Горького. Тут же лежали подшивки «Огонька» и «Нивы» за последние годы. Я взял одну из увесистых подшивок, стал листать ее и вдруг наткнулся на какие-то человеческие силуэты. Рисунки эти, как выяснилось, иллюстрировали «психофизиологическую гимнастику» доктора Анохина. Это меня очень заинтересовало. Положив раскрытый журнал на пол и глядя на фигуры, я проделал два первых упражнения.

— Э-э, комиссар, так дело не пойдет! — услышал я за спиной громкий и веселый голос Котовского. — Раздевайся, комиссар!..

Позванивая шпорами, комбриг вошел в гостиную, поднял с пола журнальную подшивку и стал с любопытством разглядывать рисунки.

— А вы что, — попытался отшутиться я, — когда в одиночной камере сидели, тоже догола раздевались?

— Ну, там другое дело. Холодно было, да и не разрешали, — отозвался он, не отрывая взгляда от журнала. — Анохин. Киевский врач… Слыхал о нем… Это очень кстати, Петро! Мы крепко в седлах выматываемся, гимнастика нам очень пригодится. Будем делать! Вместе начнем…