Александр Бубнов - Спартак - 7 лет строгого режима

Когда заполняли листочки с составом, думали очень напряженно. Обычно писали тех, с кем удобнее или нравится играть. Друг ты или враг, значения не имело, потому что от выбора зависел результат и, как следствие, размер премиальных. Бесков эти листочки собирал и считал: сколько получается кандидатов на каждую позицию и сколько голосов они собрали. Он даже показывал: «Видишь, за тебя все проголосовали».

Если кто-то набирал мало голосов, рисковал в состав не попасть. Впрочем, Бесков мог и не принять результаты голосования, но выводы все равно делал. При плохом результате Бесков на виновных в поражении садился и не слезал. И каким бы другом я тебе ни был, в состав ты бы меня не включил, потому что Бесков потом мог снять стружку с обоих.

Матом он никогда не ругался, но мало кто мог выдержать его тяжелый взгляд. Я это испытал на себе, когда отношения между нами испортились. Бесков мог простить, но для этого надо было очень долго исправляться. И все равно осадок оставался, потому что до конца Бесков не прощал никого.

Он проявлял неприязнь, прежде всего, к тем, кто с ним не соглашался или начинал высказывать свою точку зрения. Если ты молчишь, признаешь свою вину и пашешь на тренировке, Бесков забывал. Он не терпел лишь инакомыслия и насмешек.

Правда, к ведущим игрокам было несколько иное отношение. Может быть, уважал, может быть, даже кого-то любил, хотя никогда этого не показывал. На разборах для него все были одинаковыми. Плохо сыграл, неважно кто ты — Гаврилов, Черенков, Дасаев или Бубнов. Сегодня ты для него Пеле, а завтра — дерьмо.

Многим это не нравилось. Да и с педагогической точки зрения было неправильно, потому что на этих разборах присутствовала молодежь. Бесков же не стеснялся в присутствии молодых игроков унижать ветеранов. Психологически это было очень тяжело выдерживать. Некоторые начинали огрызаться, спорить, но этого ни в коем случае нельзя было делать. Становилось только хуже.

Однако несколько игроков могли себе позволить не соглашаться с Бесковым. Дасаев, Хидиятуллин в культурной, но порой довольно резкой форме ему возражали. Гаврилов тоже мог возразить, но обычно переводил все в шутку. Это, правда, еще больше бесило Бескова. Он не любил, когда шутили на темы, которые он считал серьезными. Или, что еще хуже, над ним самим. Все прощалось только Владимиру Сочнову, который обладал удивительным даром пошутить, но никого не обидеть.

Черенков и Родионов молчали, что бы Бесков про них ни говорил. Но к обоим он относился достаточно бережно. У него существовала градация. Если Бесков нашел, пригласил и воспитал, к таким игрокам было более доброе отношение. Как к собственным детям: «если надо, накажу, но с любовью».

Если же игрок попадал в команду помимо Бескова, как я, например, который пусть и с его согласия, но пришел сам, здесь он в выражениях не стеснялся. Про меня, правда, говорили, что я его любимчик. Бесков действительно за меня бился, когда я играл еще в «Динамо». Но все равно дистанция между мной и ним чувствовалась.

По большому счету он никого к себе не подпускал. Качалин или Севидов могли приблизить к себе игрока, поговорить с ним по душам. Севидов, например, любил футболистов к себе домой приглашать. У Бескова я тоже дома бывал, но это не значило, что он как-то особенно ко мне относился. Некоторые пытались установить с ним близкие отношения, подхалимничали. Но Бесков чувствовал неискренность и не поддавался.

Мне кажется, Бесков таким стал не сразу. Не знаю, каким он был футболистом, говорят, сильным, однако как человека многие его не любили и даже ненавидели.

Бесков много общался с людьми из высшего советского руководства. При этом никогда не любил выступать на людях. Старался избегать собраний, а если приходилось туда идти, брал меня с собой. Я говорил, а он в это время готовил ответ на присланный ему вопрос. На заседаниях Федерации футбола и различных встречах отдувался Дед, который, напротив, любил собрания. Он умел там выступать.

Думаю, отношение Бескова к игрокам как к детям пошло из ФШМ (Футбольная школа молодежи), где он работал и где воспитал многих сильных футболистов. Когда ему начинали возражать, ответ был очень простым: «Я 50 лет в футболе, поэтому помолчи и не говори мне того, чего сам не знаешь».

«50 лет в футболе» — это был его главный тезис. И нам оставалось только соглашаться, потому что мы знали, что у Бескова колоссальный багаж футбольных знаний, что он играл и общался с великими тренерами и игроками и что у него за спиной Высшая школа тренеров. И когда всякая шпана вроде нас, которая неизвестно откуда приехала, не умела играть и нарушала режим, начинала что-то мямлить, он ее ставил на место.