Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя

Вечером в 20 часов 25 минут новоиспеченные олигархи собрались в кабинете Сталина на новое заседание Бюро Президиума в том же составе. По докладам руководителей медицинских ведомств рассматривался вопрос «О состоянии здоровья товарища Сталина И. В. на вечер 2 марта» [901]. Ситуация с каждым часом становилась более очевидной – Сталин долго не проживет. Врач А. Л. Мясников вспоминал:

Третьего [марта] утром консилиум должен был дать ответ на вопрос Маленкова о прогнозе. Ответ наш мог быть только отрицательным: смерть неизбежна. Маленков дал нам понять, что он ожидал такого заключения, но тут же заявил, что он надеется, что медицинские мероприятия смогут если не сохранить жизнь, то продлить ее на достаточный срок. Мы поняли, что речь идет о необходимом фоне для подготовки организации новой власти, а вместе с тем и общественного мнения [902].

Действительно, судя по документам, утром 3 марта советские лидеры окончательно определились со своими планами, основанными на том, что выздоровление Сталина исключено. В 12 часов дня они собрались на очередную встречу. Врачей на этот раз не приглашали. Все было ясно. На заседании приняли решение принципиального характера – сообщить о болезни Сталина в печати, а также собрать пленум ЦК КПСС [903]. Намерение созвать пленум свидетельствовало о подготовке передачи власти. Однако вопрос о конфигурации нового руководства оставался некоторое время открытым. Выработку конкретных предложений взяли на себя Маленков и Берия. Времени для этого у них было достаточно. Члены бюро Президиума, разбившись по двойкам, дежурили на даче Сталина. Маленков дежурил вместе с Берией, Хрущев – с Булганиным. В ходе многочасовых дежурств можно было обсудить все что угодно. 4 марта все определилось окончательно. С утра в газетах опубликовали первое официальное сообщение о болезни Сталина. Это означало, что надежд на выздоровление нет и остается только постепенно приучать страну и мир к новой ситуации. 4 марта Берия и Маленков подготовили предложения о реорганизации высших эшелонов власти, которые затем были обсуждены высшими лицами, включая Молотова и Микояна. Соответствующие записи, датированные 4 марта, были изъяты из сейфа помощника Маленкова в 1956 г. [904]Пока мы не знаем, что именно содержалось в этом первоначальном проекте. Однако можно утверждать, что он намечал те основные решения, которые были приняты официально на следующий день, 5 марта [905].

Наследники полностью разрушили властную конструкцию, которую строил Сталин в последние месяцы своей жизни. Расширенный Президиум ЦК, созданный в октябре 1952 г. по требованию Сталина, ликвидировали при помощи простого бюрократического приема. Бюро Президиума ЦК, дополненное Молотовым и Микояном, объявили новым Президиумом. Молодые сталинские выдвиженцы, назначенные им в состав широкого Президиума, оказались за бортом высшей власти. Фактически этот переворот означал формирование коллективного руководства в составе старого Политбюро ЦК, хотя и под новым названием. Сталинский пост председателя Совета министров СССР отдали Маленкову. Это, однако, не означало, что Маленков становился наследником Сталина и обладал его правами. Новая система власти была выстроена по принципу многочисленных противовесов, призванных обезопасить олигархов от появления нового тирана. В отличие от Сталина, Маленков не получил одновременно пост секретаря ЦК КПСС. Руководство аппаратом ЦК было поручено Хрущеву. Первыми заместителями Маленкова назначались фигуры, равновеликие ему по номенклатурному авторитету, – Берия, Молотов, Булганин, Каганович. Новые кадровые перестановки были вполне сбалансированы и удовлетворяли интересы всех членов высшего руководства. Никто из участников тех событий не упоминал о каких-либо разногласиях и спорах.

Формальное утверждение согласованных решений олигархи вынесли на совместное заседание пленума ЦК КПСС, Совета министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР 5 марта 1953 г. Высшие советские сановники собирались в одном из залов Большого Кремлевского дворца. Участник церемонии писатель К. М. Симонов так описывал особую атмосферу, царившую в Кремле:

Я пришел задолго до назначенного времени, минут за сорок, но в зале собралось уже больше половины участников, а спустя десять минут пришли все. Может быть, только два или три человека появились меньше чем за полчаса до начала. И вот несколько сот людей, среди которых почти все были знакомы друг с другом […] сидели совершенно молча, ожидая начала. Сидели рядом, касаясь друг друга плечами, видели друг друга, но никто никому не говорил ни одного слова […] До самого начала в зале стояла такая тишина, что, не пробыв сорок минут сам в этой тишине, я бы никогда не поверил, что могут так молчать триста тесно сидящих рядом друг с другом людей [906].