Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя

Встревоженный Молотов решил действовать. Он вызвал на совещание Берию, Маленкова и Ворошилова [579]. Речь, конечно, не шла о формальном или фактическом оттеснении Сталина от власти. Соратники ломали голову над тем, как «выманить» Сталина с дачи, заставить его вернуться к делам. Задача была непростой. Заведенный порядок не предполагал визитов на сталинскую дачу без приглашения. В чрезвычайной ситуации такой несанкционированный визит мог восприниматься Сталиным особенно болезненно. Не менее сложно было сформулировать причину такой поездки. Открыто сказать Сталину, что его депрессия угрожает безопасности государства, никто бы не решился. Однако поднаторевшие в политических интригах члены Политбюро придумали блестящий ход. Они решили все вместе (обязательно вместе!) поехать к Сталину и предложить ему проект создания высшего органа власти на военный период – Государственного комитета обороны во главе с самим Сталиным. Помимо Сталина, в ГКО предлагалось включить четверку разработчиков проекта. Молотов назначался первым заместителем председателя ГКО.

Теперь все получалось гладко и убедительно. Для визита к Сталину существовала веская причина, никак не связанная с тем, что он не появлялся на рабочем месте. Предложение о создании ГКО во главе со Сталиным демонстрировало не только решимость продолжать борьбу, но и преданность соратников вождю. Коллективная поездка позволяла сгладить возможное негодование Сталина.

Когда план был согласован Молотовым, Маленковым, Ворошиловым и Берией, в кабинет Молотова позвали Микояна и Вознесенского. Они были двумя членами руководящей группы, которых «четверка» решила не включать в ГКО. Однако на дачу к Сталину Микоян и Вознесенский, демонстрируя единство рядов, должны были поехать.

Рассказ о том, что произошло на сталинской даче, оставил Микоян. Сталина, по его словам, делегация застала в малой столовой, сидящим в кресле. Он вопросительно посмотрел на соратников и спросил, зачем они пришли. «Вид у него был спокойный, но какой-то странный», – вспоминал Микоян. Выслушав предложение о создании ГКО, Сталин согласился. Небольшое препирательство вызвал проект «четверки» о персональном составе ГКО, озвученный Берией. Сталин предложил включить в ГКО также Микояна и Вознесенского. Однако Берия, уполномоченный «четверкой», изложил аргументы «против» – кто-то должен остаться на руководстве в СНК. Сталин не стал возражать [580].

Публикация мемуаров Микояна в 1999 г., подготовленная его сыном С. А. Микояном, в данном фрагменте содержит многочисленные изменения и вписывания в первоначальный текст, сохранившийся в архиве. С. А. Микоян явно старался создать впечатление об испуге Сталина. С этой целью в оригинальные диктовки А. И. Микояна были вписаны такие фразы: «Увидев нас, он (Сталин. – О. Х. ) как бы вжался в кресло»; «у меня (Микояна. – О. Х. ) не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовывать» [581]. Однако важно помнить, что эти акценты добавлены позднее и не принадлежат Микояну.

Мог ли Сталин быть испуган? Как трактовать совещание на даче 30 июня? Несомненно, это был кризисный момент в развитии сталинского единовластия. Как бы аккуратно ни вели себя сталинские соратники, они нарушили важные правила политического протокола диктатуры. Члены Политбюро приехали к Сталину, предварительно сговорившись между собой и по собственной инициативе. Они предложили принять важнейшее решение и настаивали на его принятии в том виде, в котором согласовали между собой. Принципиальное значение имело формальное подтверждение роли Молотова как второго лица в государстве и невключение в состав ГКО Вознесенского, которого Сталин в мае 1941 г. назначил вместо Молотова своим первым заместителем в СНК. Фактически соратники Сталина давали понять ему, что перед лицом смертельной угрозы необходима консолидация руководства, сложившегося после Большого террора, что новые перетряски в верхах, которые Сталин затеял накануне войны, должны прекратиться. Это был уникальный эпизод. Он знаменовал собой временное изменение характера диктатуры, появление военного политического компромисса, который был чем-то средним между предвоенной тиранией и сталинской лояльностью начала 1930-х годов. Вынужденный для Сталина принцип компромиссных отношений в Политбюро действовал на протяжении почти всей войны.

Решение о создании ГКО, согласованное на даче у Сталина, на следующий день было опубликовано в газетах. Включение в состав ГКО только Сталина, Молотова, Берии, Ворошилова и Маленкова вовсе не означало, что остальные высшие руководители Политбюро утратили свое административное влияние. Микоян и Вознесенский выполняли важнейшие функции хозяйственного характера. Жданов полностью сосредоточился на обороне Ленинграда. Каганович в качестве наркома путей сообщения занимался железными дорогами, значение которых в условиях войны и эвакуации было трудно переоценить. В феврале 1942 г. Микоян, Вознесенский и Каганович были введены в состав ГКО [582].