Николай Старшинов - Зарево над волнами

Немного окрепнув в партизанском лагере, бойцы из группы Диброва на катере отправились на Большую землю. Вместе с ними сюда же прибыли раненые и больные партизаны.

Начались поиски остальных бойцов отряда, которых повел к фронту Квашин. Они словно в воду канули. Шел день за днем, а следов второй группы обнаружить не удавалось.

Лишь впоследствии выяснилось, что после одной из стычек с гитлеровцами группа вынуждена была разбиться на отдельные звенья по два-три человека и пробираться тайком и ползком в сторону Новороссийска.

Нина Марухно шла вместе с краснофлотцами Абакуменко и Миленьким. Начались обычные в этих местах проливные дожди. Разведчики передвигались с трудом, питаясь дикими грушами и кизилом. Повсюду рыскали отряды полевой жандармерии. Приходилось днем отлеживаться в ямах и расселинах, а ночью продолжать изнурительный путь. Миленький от ран и недоедания обессилел больше остальных товарищей. Абакуменко и Марухно помогали ему идти, поддерживая краснофлотца под руки. Часто делали привалы. И после каждого из них путь казался во сто крат труднее.

Вдруг Абакуменко заметил в прогалине над деревьями тонкую струйку дыма.

- Костер, - оповестил он спутников. - Не иначе партизаны.

- Кому же еще в лесу быть, - согласился Миленький, радуясь скорой встрече со своими.

Прежде чем выйти на поляну, следовало удостовериться, нет ли ошибки. За дни долгого скитания разведчики привыкли не доверять первому впечатлению.

Нина проползла вперед, раздвинула густые ветви широколистого кустарника и едва не отпрянула назад. Перед костром расположились немцы в форме войск полевой жандармерии. Их было человек пятнадцать - двадцать.

Миленький, уверенный, что в лесу свои, не удержался от соблазна и, прихрамывая, вышел на поляну. Под его сапогом хрустнул валежник. Немецкие солдаты оглянулись и увидели разведчиков. От неожиданности все как бы окаменели. Первыми опомнились краснофлотцы. Они бросались в лесную чащу. Вслед дробно затарахтели немецкие автоматы. Миленький вскрикнул и упал. Друзья подхватили его и понесли в глубь леса.

Только, когда звуки автоматных очередей стали едва слышными, Марухно и Абакуменко остановились, уложили Миленького на мшистый бугорок.

- Сейчас перевяжу, - едва переводя дыхание, сказала девушка.

- Поздно, Ниночка, - снял бескозырку Абакуменко.

Миленького похоронили тут же, в лесу, откопав саперными ножами неглубокую яму. На могильный холмик положили веточку молодого дубка.

Пошли дальше.

Через несколько дней утомительного пути наткнулись на партизанскую засаду. Разведчиков привели в штаб. Командир внимательно осмотрел обоих, покачал головой.

- Отощали. Подкормить бы вас, товарищи, да времени нет.

- Почему? - не поняла смысла его слов Нина.

- Вас ждут там, - командир многозначительно указал рукой в сторону, откуда доносился сиплый гул недалекого фронта.

Вечерело. Наскоро перекусив, разведчики отправились в сопровождении партизанских проводников к месту перехода вражеских позиций.

- Фамилию Марухно вам случайно в лесу слышать не приходилось? - спросила Нина у долговязого парня с немецким автоматом на ремне, который шел с нею рядом.

Тот исподлобья взглянул на. девушку, словно спросил, неужели она думает, что вот так просто можно выведать партизанскую тайну?

- Жаль, - тихо промолвила девушка. - Федор Петрович Марухно - мой отец.

Проводник с укоризной покачал головой.

- Так бы и сказала. Привет ему передать, что ли?

- Передайте.

- Везет же мне, ей богу, - усмехнулся долговязый. - Давеча передавал привет матери от дочки, а теперь вот - отцу от дочки... Не от той ли самой, которая в моряках служит?

- От нее, - повеселела Нина. - Если маму еще увидите, то скажите, мол, жива я и здорова...

- Разговорчики, - выразительно погрозил им старший группы проводников. Лирику и черемуху там всякую после войны разводить будете.

Дальше вышагивали молча. Девушка с благодарностью смотрела на долговязого парня и в трудных местах доверчиво опиралась на его сильную, словно отлитую из стали руку.

У поселка Афонки благополучно преодолели линию фронта.

Ровно через тридцать три дня после памятной погрузки на борт "морского охотника" Марухно и Абакуменко подходили к расположению своей части.

- Стой, кто идет? - властно окликнул их часовой. Услышав знакомый голос Михаила Фомина, Нина ринулась к часовому.

- Стой, стрелять буду! Пароль?

- Дурень ты мой хороший, - со слезами промолвила девушка и в изнеможении опустилась на землю.