Николай Старшинов - Зарево над волнами

Вдоль плетней быстро пробрались на боковую улицу. Ни души.

- Помнится, Аня Бондаренко говорила, что тут за амбаром должен стоять пятистенный дом, - вспомнил я ее рассказ о беседе с местными жителями. - В том доме на постое находится офицер.

- Кажется, он собственной персоной сюда топает, - шепнул Борис Жуков. Слышу шаги.

В самом деле на перекрестке показались три фигуры. Впереди шел молодцеватый, с плечами борца офицер. За ним с автоматами наизготовку шествовали два солдата. Поравнявшись с опрятным домиком, солдаты остановились. Офицер небрежно, заученным движением поднес пальцы к козырьку и, не задерживаясь, проследовал на крыльцо. Когда он скрылся за дверью, солдаты повернули назад и мерной походкой снова прошли мимо нас к перекрестку.

- Проводили домой своего начальничка, - догадался Шамрай. - Теперь наш черед. Аида в хату...

- Погоди, - остановил его опытный в таких делах Борис Жуков. - Пусть господин офицер уляжется в последний раз в свою постель.

В крайнем от улицы окне неверно замигал огонек спички, ярко засветилась керосиновая лампа и сейчас же квадрат окна потускнел.

- Занавесили, - шепотом сообщил товарищам Василий Прынцовский.

Не отрывая взоров, мы следили за чуть заметной полоской света, пробивающейся наружу у самого подоконника. Наконец и эта полоска исчезла. Значит, погасили лампу. Выждав некоторое время, разведчики подползли к дому.

Лопнуло оконное стекло. Треснула высаженная рама. В темноте три человека навалились на только что уснувшего офицера. После короткой схватки он оказался на улице со связанными руками. За амбаром разведчики помогли гитлеровцу натянуть бриджи и сапоги.- Теперь порядок, - довольным тоном резюмировал Борис Жуков.

Соблюдая максимальную предосторожность, разведчики направились к недалекому лесу. Немецкий офицер сделал несколько отчаянных попыток вырваться, но, убедившись в их тщетности, притих и покорно следовал вперед под конвоем "морских призраков".

Предстояло перейти проезжую дорогу и спуститься к береговому скату, куда с минуты на минуту должна была подойти шлюпка с "морского охотника".

Жуков едва ступил на дорогу, как тотчас отпрянул в кусты.

- Назад, - предупредил он.

Мы залегли у обочины. И вовремя. На дороге появился большой обоз, сопровождаемый конной охраной. При виде его "язык" снова попытался вырваться. Пришлось потуже связать ему руки и заткнуть рот кляпом из полотенца.

Вынужденная остановка задержала группу. Спустились к воде, когда время встречи с катером уже истекло. На всякий случай послали в море условный сигнал, но, не получив ответа, отошли от берега. Уже издали увидели кинжалообразные полосы прожекторных лучей. Они беспорядочно метались по морской глади, перекрещиваясь, разбегаясь в стороны и вновь собираясь в ослепительно-белые пучки.

Вот в свете луча появилось отдаленное очертание маленького суденышка.

- "Морской охотник", - взволнованно сказал Борис. - Наш.

Катер резко отвернул в сторону, но кинжал прожекторного луча буквально вцепился в него. Ударила вражеская батарея. Разрывы снарядов вздыбили фонтаны воды у бортов катера. "Морской охотник" рванулся вперед, сделал замысловатый поворот и исчез из поля зрения. Прожекторы еще ожесточеннее зашарили по морю, но схватить катер своими щупальцами так и не смогли.

Невыносимо медленно тянулось время. В ожидании следующей ночи мы укрылись в лесной поросли. Продукты кончились. Намокшую одежду дубил пронизывающий морозный ветер. Борис Жуков все время поглядывал на пленного офицера. Тот отчаянно мерз в своем тонкосуконном мундире.

- Еще окочурится, - с сожалением вздохнул Жуков и накинул на пленного свою плащ-палатку.

Видимо, вспомнил недавний случай с недожившим до допроса "языком".

С наступлением ранних сумерек мы отправились в резервную точку встречи с катером. Он появился в назначенное время. На его борту сразу заметили поданный разведчиками сигнал. К берегу подошла шлюпка.

Погрузились. "Морской охотник" достиг базы и ошвартовался у знакомого причала.

Еще одна вылазка во вражеский тыл окончилась благополучно. Люди отправились на отдых, чтобы с новыми силами выйти по приказу командования в ночное море.

Школа мужества

Помнится, однажды мы, молодые политработники, затеяли дискуссию о мужестве. Затеяли не преднамеренно, а как-то случайно. Говорили о боях, о подвигах советских воинов. Кто-то высказал мысль, что совершить настоящий подвиг под силу только человеку волевому, особого склада, не похожему на остальных. Спорили долго, до хрипоты. Нашлись даже люди, отрицавшие сознательное проявление героизма в момент одновременного действия в бою целого подразделения. Выходило так, что, мол, массовый подвиг совершается не всегда сознательно, а скорее всего является результатом общего порыва, когда масса людей сливается как бы воедино и действует, стараясь не отстать от товарищей по оружию. Смешное, примитивное рассуждение. Каждый день общения с боевыми разведчиками все более и более убеждал меня в том, что подвиг, хотя обычно и совершается молниеносно, требует длительной предварительной подготовки. Собственно, сам подвиг - лишь результат, апофеоз повседневного воспитания мужества в характере, в образе мышления человека. В этом больше сомневаться мне не приходилось. А как же тогда боевой порыв? Конечно, его власть над человеком огромна. Но только над тем, который созрел для подвига, научился сознательно и беззаветно подчинять свои чувства и волю интересам коллектива, правильно выбирать свое место в общем деле.