Генри Харрер - Семь лет в Тибете

Мы проводили дни, коллекционируя различные впечатления и опасаясь, что покинем страну раньше, чем успеем хорошо узнать ее. Мы не тешили себя иллюзиями, прекрасно понимая: наши друзья не смогут помочь нам в случае кризиса. Несколько раз нам рассказывали историю, звучавшую предупреждением. Однажды правительство попросило английского учителя создать в Лхасе школу европейского типа и заключило с ним долгосрочный контракт. А через шесть месяцев реакционные монахи вынудили британца уехать.

Мы продолжали наносить дневные визиты, многие люди хотели встретиться с нами, и таким образом нам удалось близко познакомиться с домашним бытом знатных тибетцев. Кое в чем жители Лхасы походили на некоторых обитателей наших родных городов – у них всегда хватало свободного времени.

Тибет еще не поразила самая страшная болезнь современности – бесконечная суета. Здесь никто не перерабатывал. Чиновники вели простую жизнь. Они появлялись в своих офисах поздним утром и уезжали домой в начале второй половины дня. Если у чиновника были гости или другая причина не появляться на работе, он направлял слугу к своим коллегам с просьбой подменить его.

Женщины даже не помышляли о равноправии и при этом хорошо себя чувствовали. Они часами раскрашивали лица, нанизывали жемчуга на новые нитки, выбирали новые материалы для одежды, придумывая, каким образом перещеголять остальных дам на следующем приеме. У них не болела голова о домашнем хозяйстве – его вели слуги. Желая продемонстрировать всем, что она хозяйка дома, женщина повсюду носила с собой большую связку ключей. В Лхасе всякую мало-мальски ценную вещь всегда запирали на один, а то и два замка.

В моду вошла древняя китайская игра маджонг, вдруг ставшая общей страстью. Словно зачарованные, люди играли день и ночь, забывая о работе, о доме, о семье. Иногда ставки сильно возрастали, но играть продолжали все, даже слуги, иногда проигрывавшие за несколько часов достояние, накопленное годами. Наконец правительство решило запретить игру, выкупило игорные дома и приговорило тайных нарушителей к огромным штрафам и каторжным работам. И истерия разом закончилась! Я бы никогда такому не поверил, но видел сам: несмотря на всеобщее желание продолжать играть, люди уважали запрет. По субботам, в день отдыха, они теперь развлекались шахматами или халмой.

16 февраля исполнился месяц нашего пребывания.в Лхасе. Будущее оставалось туманным, у нас не было работы, и мы опасались за свою дальнейшую судьбу. Именно в тот день Кабшоп пришел к нам с торжественным видом, подобающим представителю министерства иностранных дел. По выражению его лица мы поняли: он принес плохие новости. Кабшоп сообщил: правительство не разрешило нам долго находиться в Тибете. Мы должны направиться в Индию. Такая перспектива угрожала нам постоянно, но, став реальностью, она расстроила нас. Мы начали протестовать. Кабшоп пожал плечами: возражения следовало высказывать вышестоящему начальству.

В качестве ответной реакции на печальную новость мы стали собирать все карты Восточного Тибета, которые могли найти в Лхасе. Вечером принялись за составление новых планов и прокладку маршрута. Наши мнения полностью совпадали: никакой больше колючей проволоки! Уж лучше пробраться в Китай и попытать счастья там! У нас было немного денег и хорошее оснащение. Сделать запас провианта не составляло большого труда. Однако я помнил о своем радикулите. Ауфшнайтер вызвал мне доктора из Британского представительства, тот прописал лекарства и уколы, но ничего не помогало. Неужели болезнь нарушит наши планы?! Меня охватывало отчаяние.

На следующий день в подавленном состоянии я направился в дом родителей далай-ламы. Мы надеялись, что их вмешательство поможет. Святая Мать и Лобсанг Самтен пообещали рассказать обо всем молодому Богу-Королю и попросить замолвить за нас слово. Он так и сделал. Хотя молодой далай-лама еще не имел реальной власти, его мнение могло повлиять на развитие событий.

Между тем Ауфшнайтер ходил от одного знакомого к другому, уговаривая выступить единым фронтом в нашу защиту. Используя любую возможность, мы составили петицию на английском, изложив аргументы в пользу своего пребывания в Тибете.

Но судьба нам не улыбалась. Мой радикулит разыгрался всерьез, я едва мог пошевелиться. Мне пришлось валяться в постели, страдая от боли, пока Ауфшнайтер, стирая ноги до мозолей, носился по городу.

21 февраля на пороге нашего дома появились солдаты. Они приказали нам собираться: им приказано сопроводить нас в Индию. Ехать надлежало ранним утром. Все надежды рухнули, но я не мог отправиться в путь. Мне удалось лишь с трудом добраться до окна, демонстрируя лейтенанту мою беспомощность. Его лицо осталось беспристрастным: он выполнял приказ и не имел полномочий выслушивать какие-либо объяснения. Собравшись с духом, я попросил его сообщить начальству, что могу покинуть Лхасу только в том случае, если меня вынесут на руках. Солдаты ушли.