Голиб Саидов - Записки питерского бухарца

Для справки: без дежи (ёмкость для замеса теста), без специального оборудования, вручную, я за день умудрялся замесить, раскатать, «налепить», отварить и реализовать не менее 1000 – 1200 мантов в день. Мой личный «рекорд», после которого я уже был «никакой» – 1257 мантов в день. Мой рабочий день был с 7 утра до 7 вечера. Другой, на моём месте давно бы взвыл. Но, как вы, вероятно, догадались – я ведь ничего «просто так» не делаю. Мне удалось «выторговать» для себя очень выгодные – на первый взгляд – условия: чтобы, мне платили с каждой проданной единицы мантов – 10 копеек. Вначале все шло замечательно: каждый день я зарабатывал по 100 рублей в день (сумасшедшие деньги!). Не у каждой уборщицы в месяц могла выйти такая сумма. Как сейчас помню, тогда в Питере были очень модны «кроссовки». Стоили они где-то порядка 1200 – 1300 рублей. Я уже их мысленно примеривал на себя.

Но в январе-феврале 1991 года цены вдруг резко подскочили. Потом мы, конечно же, привыкнем к подобным «штучкам», но тогда… Понятное дело, что манты тоже подорожали. Однако мне продолжали исправно платить 10 копеек за штучку. Потом цены ещё раз подскочат. И к концу года – в третий раз. Моя же зарплата будет оставаться неизменной. На все мои возмущения, работодатели тыкали мне в нос подписанную мною же бумагу-договор, где стояла моя подпись.

Это уже потом, я стану «умным» и, составляя в дальнейшем аналогичный договор, стану указывать сумму, причитающуюся мне, уже в процентном выражении. Но, как всегда, в последний момент не учту ещё какой-либо важной мелочи. И меня снова «кинут». Ну, что ж здесь поделаешь – видать, «судьба такой»…

В 1987 году, мы вынуждены будем съехаться с моей тёщей, променяв две небольшие квартирки на одну большую в центре. Естественно, это событие необходимо следовало отметить.

Среди прочих знакомых, я счёл необходимым пригласить на новоселье также и своих коллег по работе: Г. Несиса и Л. Шульмана

Геннадию Ефимовичу давно хотелось взглянуть на то, как я обустроился. Однако, он, как всякий воспитанный человек, прекрасно отдавал себе отчёт в том, что без подарка ходить в гости неприлично.

И тут ему пришла гениальнейшая идея: «Галиб-то, кажись, увлекается живописью!»

А в кладовке, как раз, давно пылился студенческий этюд одной из его учениц, которая баловалась на досуге малеванием. Правда, он был без рамы. Но, с другой стороны, это даже лучше: новый хозяин сам подберёт себе по вкусу подходящую раму.

«Как хорошо, что я его не выкинул!» – похвалил себя Геннадий Ефимович, когда они, войдя с Леонидом Евгеньевичем в нашу парадную, поднялись по лестнице и уткнулись в дверь нашей квартиры.

– А я тебе приготовил сюрприз: гляди! – ошарашил меня с порога гость, извлекая из-за спины «шедевр», на котором был изображён обычный натюрморт.

Сразу же, бросалось в глаза, что работа ученическая. Более того, эта кричащая синяя вазочка (сахарница?) на фоне выдержанного в тёплых тонах всего остального, смотрелась как-то странно и неестественно.

– Какая прелесть! – закатил я глаза в приступе блаженства, лихорадочно соображая – какие бы ещё слова подобрать для того, чтобы Геннадий Ефимович окончательно успокоился. – Такое… интересное и новаторское решение: сочетание тёплого и холодного! Ну, просто восхитительная вещь! Я даже не знаю, как Вас благодарить!

– Ну, что ты, Галиб – пустяки… – скромно ответствовал гость, коротко толкнув локтём в бок топтавшегося рядом в прихожей Шульмана. – Ну, – что я тебе говорил?!

Леонид глянул на меня своими ясными огромными глазами, весело подмигнул и резко протянул литровую бутылку водки:

– Держи! – усмехнулся он и пояснил: – Обыкновенная русская водка. Не «пейзаж», конечно, но тоже может вызвать в человеке известную гамму чувств…

Несколько лет этот этюд провалялся на антресолях, в туалете. Я его уже собрался было выкинуть, как вдруг узнал новость: Халифман – подопечный Геннадия Ефимовича – стал чемпионом мира по шахматам. Я вспомнил, как Несис впервые мне представил Сашу, тогда ещё совсем юного, только что возвратившегося из Нидерландов, с юношеского чемпионата Европы, где он завоевал первое место.

– Познакомься, – сказал он мне тогда, и пророчески добавил – перед тобой будущий чемпион мира!

Я аккуратно вытер тряпочкой пыль с бесценного шедевра и… повесил его в гостиной. На самом видном месте.

«Как хорошо, что я его не выкинул!» – на этот раз теперь уже я, похвалил сам себя за лень дойти до мусорного бачка. И, вновь вернувшись мыслями к Геннадию Ефимовичу, глубокомысленно изрёк: