Юлия Андреева - Любящий Вас Сергей Есенин

…По линии писать абсолютно невозможно. Будет такая тоска, что мухи сдохнут, – продолжает Есенин.

Сейчас немного работаю. Завтра поеду в Баку, а потом в Кисловодск. Вардин ко мне очень хорош и очень внимателен. Он чудный, простой и сердечный человек. Все, что он делает в литературной политике, он делает как честный коммунист. Одно беда, что коммунизм он любит больше литературы.

Ну пока целую. Привет Гале и Рите.

17/IХ.24.

Расставшись с Есениным, Айседора одновременно потеряла веру и в свою миссию в СССР. Не так она представляла себе страну победившей революции. Молодежь интересовало не гармоничное развитие души и тела, а прежде всего политическое воспитание. В школе были созданы невозможные для работы условия, там почти не топили, так что заниматься приходилось с риском для здоровья и жизни. Кроме того, советское правительство брало на себя обязательство кормить детей раз в сутки! Еще раз могла себе позволить на собственный счет Айседора, помогла с деньгами ее подруга Мэри Дести [147]. Но это не спасало ситуацию, а продлевало агонию.

Собираясь покинуть Россию навсегда, Айседора сделала последнюю попытку уговорить Есенина бежать из СССР. Снова отправиться на поиск переводчиков и издателей, напомнить о себе в иностранной прессе, но Есенин отказался.

– Россия! – произнес он протяжно и грустно. – Россия! Какое хорошее слово… И «роса», и «сила», и «синее» что-то. Эх! – ударил он вдруг кулаком по столу. – Неужели для меня все это уже поздно? [148]

Уносивший Айседору аэроплан летел какое-то время, а потом вдруг начал стремительно терять высоту, буквально в последний момент пилот умудрился избежать столкновения с землей, посадив машину на каком-то поле. Прибежавшие посмотреть на диковинное зрелище крестьяне стали последними зрителями в СССР, увидевшими танец великой Айседоры.

20 октября 1924 года С. Есенин пишет из Тифлиса Маргарите Лифшиц, отвечая на ее письмо.

Милая Рита! Спасибо за письмо и вырезки, которые Вы послали Вардину для передачи под каким-нибудь соусом мне.

Не боюсь я этой мариенгофской твари и их подлости нисколечко.

Ни лебедя, ни гуся вода не мочит.

Как живете? Как Женя (Женя – Е. И. Лившиц)? Вышла ли она замуж? Ведь ей давно пора. Передайте ей, что она завянет, как трава, если не выйдет. При ее сурьезности это необходимо. Ха-ха! Представляю, как она злится.

Живу скучно. Сейчас не пью из-за грудной жабы. Пока не пройдет, и не буду. В общем, у меня к этому делу охладел интерес. По-видимому, в самом деле я перебесился.

Теперь жену, балалайку, сесть на дрова и петь вроде Коненкова: «Прошли золотые денечки». Ну, да это успеем сделать по приезде в Русь.

Целую и обнимаю Вас.

1-й Жене привет, 2-й Жене привет и 3-й Жене привет. (Е. И. Лившиц, Е. С. Розовской и Е. Г. Апириной).

Тифлис. 20 / X. 24.

Несмотря на то что в газетах появился ряд публикаций, сообщающих о духовном обнищании Есенина и его моральном разложении, Сергей Александрович, даже живя вдали от Москвы, умудряется способствовать выходу своих книг. Он редактирует их и вносит исправления в гранки при помощи Галины, тормошит Анну

Абрамовну, заставляет сестру Катерину работать курьером. Он много пишет и, что немаловажно, много общается, пусть даже и в письмах.

Дорогая, незабываемая Анна Абрамовна! Очень грустно, что Вы не ответили мне на письмо и телеграмму.

Я Вас настоятельно просил приехать. Было бы очень хорошо, и на неделю могли бы поехать в Константинополь или Тегеран.

Погода там изумительная, и такие замечательные шали, каких Вы никогда в Москве не увидите.

Нравятся ли «Персидские мотивы»?

Милая Анна Абрамовна, как с книгой? Издайте ее так, как послал я ее Гале. Теперь она исправлена. Очень я Вас ругаю за то, что Вы обидели отца [149] . Право, он этого не заслужил. Хоть я и сам от его опеки убегал в города и веси сей страны, «где злая пуля осетина его во мраке догнала» и бежали робкие грузины. Но сердце его доброе и отзывчивое. Думаю, не мешало бы Вам обязательно помириться.

Демьяновой ухи я теперь не хлебаю. («Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь; Но если помолчать во время не умеешь // И ближнего ушей ты не жалеешь, // То ведай, что твои и проза и стихи // Тошнее будут всем Демьяновой ухи». Из басни Крылова «Демьянова уха»).