В приемном покое дыхание январского мороза и ветра.
Нам не терпится узнать, что происходит на фронте.
— Бьем немцев…
На вторые сутки — двести раненых.
— Как успехи?
— Вгрызаемся в оборону гитлеровцев…
Заполняю историю болезни. Передо мной на носилках раненый. Он младший сержант, командир отделения 129-го стрелкового полка 45-й дивизии Шолохов Василий Михайлович. На первый взгляд бывалый боец: с потемневшим лицом и добротными, черными, лихо закрученными усами. К моему удивлению, сержанту, комсомольцу, двадцать лет.
Еще несколько раненых с усами. Это красновцы — бойцы 45-й гвардейской дивизии генерала А. А. Краснова, наступавшей в первом эшелоне на штурм вражеских укреплений, не раз громившей гитлеровцев на дальних и ближних подступах к городу.
Узнаю, что усы отращены по приказу Краснова. Этот приказ пересказал в стихах боец этой дивизии поэт Петр Ойфа:
Воинской ради красы,
следуя доброй традиции
гвардейских полков российских,
во вверенной мне дивизии —
всем отрастить усы.
Ночь. Санитарные машины. Еще двести солдат и офицеров.
График хирургических бригад — шестнадцать часов работы, восемь часов отдыха — был только на бумаге. Врачи потеряли ощущение времени — принимают раненых пятые сутки.
Подхожу к носилкам. Боец 131-го гвардейского стрелкового полка Рыбкин Григорий Иванович. Тяжко пулеметчику. Ранен осколком в голову и правое плечо. Очень бледен.
— Подожду, — шепчет он. — Возьмите… нашего командира Мураева…
Двадцатитрехлетний лейтенант Алексей Васильевич Мураев здесь же, среди своих девяти однополчан.
Рядом бойцы 3-го батальона 269-го полка. Как мы потом узнали, этот батальон одолел шестьсот метров невского льда за семь минут. Восемьдесят шесть метров в минуту! Предельно стремительный бросок на левый берег Невы.
И вот свершилось! Прозвучали знакомые позывные. Репродукторы разнесли по госпиталю голос диктора:
— «На днях наши войска, расположенные южнее Ладожского озера, перешли в наступление против немецко-фашистских войск, блокировавших Ленинград…»
В ординаторской воцарилась напряженная тишина. Сияющие от радости лица. Жадно ловят каждое слово диктора Левитана. Это не скорбный голос тревожных военных дней: «Наши войска оставили…»
— «Прорвав долговременную укрепленную полосу противника глубиной до четырнадцати километров и форсировав реку Неву, наши войска в течение семи дней напряженных боев, — торжественно повышая голос, чеканил каждое слово Левитан, — преодолевая исключительно упорное сопротивление противника, заняли город Шлиссельбург, крупные укрепленные пункты Марьино, Московская Дубровка, Липка, рабочие поселки номер один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, станцию Синявино и станцию Подгорная.
Таким образом, после семидневных боев войска Волховского и Ленинградского фронтов восемнадцатого января соединились и тем самым прорвали блокаду Ленинграда!»
— Ур-ра-аа! — послышалось в коридоре.
Начальник отделения Вероника Осиповна Раппе расцеловала всех врачей.
— А теперь в палаты! — заторопилась она. — Поздравим раненых!
В ординаторскую вбежала взволнованная санитарка Петрова.
— Слава те господи! — крестилась Дарья Васильевна. — Услышал бог мою молитву!
— Ты какому богу молилась? — улыбнулась Раппе. — Артиллерийскому?
Дверь в ординаторскую распахнулась. На пороге — раненый. Молчит. От нахлынувшей радости не может говорить. Стоит в дверях. Прижал ладони к лицу, будто защищаясь от хлынувшего слепящего солнца. Потом шагнул вперед.
— Товарищи… доктора! — поднял он руки. — Слышали? Блокада Ленинграда прорвана! Идемте к нам!..
В палатах восторг и ликование. Шум, гам. Знакомый, раскатистый голос диктора будоражил всех. Дожили!
Один из раненых хотел налить в стакан воды, но графин выскользнул из рук и разбился.
— Это к счастью! — крикнул кто-то.
Весть о прорыве блокады мгновенно облетела весь госпиталь. Репродукторы кричат об этом в коридорах, палатах, ординаторских, клубе. Атмосфера радостная, лихорадочно-восторженная.
Вот уже время и спать — «отход ко сну», согласно внутреннему распорядку в госпитале. Но он нарушен, его как будто волной смыло. Никому не спалось. Из палаты в палату, из ординаторской в ординаторскую по всем этажам шли люди. Вопросы, восклицания, объятия. Мне в своей жизни еще не приходилось видеть так много радости.
В эту удивительную ночь на 19 января мы слушаем по радио пламенное выступление Ольги Берггольц:
Читать дальше